Есть! Рыбка на крючке! Удар хороший. Многострадальный бампер, склеенный из кусочков, снова рассыпается вдребезги. Машины встают посередине дороги в одном метре друг од друга. Оба включают аварийки. Санька, не спеша вразвалочку направляется к машине жертвы. Остолбеневший дед сидит в машине, уцепившись за руль. О чём был разговор остаётся только догадываться, но в какой-то момент что-то пошло не так. Скорее всего, дед предлагал вызвать гаишников, а Саня пытался применить психологическое давление, говоря, что ему некогда и всё в этом роде. Непонятно, что делала правая рука Сани в салоне девятки, когда всё случилось. Или он просто облокотился, держа руку в открытом окне, или попытался вытащить ключи из зажигания, но в один прекрасный момент, дед нажал на кнопку автоматического стеклоподъёмника, и стекло плавно поползло вверх, придавив руку Сани к раме двери. А дальше, дед включил первую скорость и ударил по газам. Машина объехала Вольво и вместе с его хозяином, прикреплённым к передней двери начала набирать скорость. Ни разу в жизни Саня не бегал так быстро. Частота с которой он перебирал ногами стремительно увеличивалась и достигла своего предела, когда спотыкнувшись ноги повисли, волочась по асфальту. Ещё мгновение и вывернутая, сломанная рука выскользнула из капкана и Саня остался валяться на дороге, тогда как бешенная девятка унеслась в даль.
Из услышанного Лариской, я понял, что дед быстро опомнился и поехал в ближайшее отделение милиции, где написал заявление. Теперь Сане ничего не оставалось делать, как обвинять деда в беспределе, причинении тяжких телесных и оставлении места происшествия. Он написал встречное заявление и отдал его следователю, на чём их встреча и закончилась. Судя по всему, у Сани были большие шансы замять это дело, если он договорится с дедом, чтобы тот забрал заявление. Вроде бы они остались квиты в этой ситуации, дед даже в чём-то выиграл, учитывая травму, которую нанёс агрессору. Сане нужно было не лежать в палате, а срочно решать свои дела, но он не мог этого сделать, потому, что лёг сюда не по собственной воле. Оказалось, что сюда его определила мамуля, которая была врачом в отделении нейрохирургии в этой же больнице. Видимо мамаша была здесь на хорошем счету, судя по тому, с каким заискиванием вели себя некоторые врачи, когда она приходила в отделение проведать своё чадо. Сынок плакался на груди мамочки и умолял, чтобы она договорилась, чтобы ему срочно сделали операцию. Картинка была трогательной: солидная мамаша нянчится со своим оболтусом, сюсюкает с ним, приносит ему яблочки, интересуется, как и сколько он сегодня кушал. Ей не важно, что он натворил, из-за чего угодил сюда, а до этого угодил на первый и второй сроки. Для такой мамули всегда будут виноваты все вокруг, только не её чадо.
Конечно же, она договорилась и операция была назначена на следующий день после заезда Сани в палату. К вечеру его навестил анестезиолог. В разговоре с ним Саня отколол номер, который привёл всех нас в лёгкий шок. Когда Семён Николаевич завёл знакомую нам с Мухтаром тему, про наркоз, Саня во всеуслышанье заявил, что является наркоманом и ему необходима двойная дозировка самого сильного наркоза. Анестезиолог с невозмутимым лицом выслушал странную просьбу пациента. Наверное, за свою практику он выслушивал заявления и похлеще этого.
– Хорошо, я тебя услышал. Всё устроим по высшему разряду, – сказал он, засовывая ручку в нагрудный карман своего белоснежного халата.
Только к вечеру следующего дня я понял, что означали его слова «устроим по высшему разряду». Я прогуливался на своих трёх по коридору, когда увидел Васюкова, разговаривающего с мордастым молодым врачом. Судя по разговору, речь шла об операции, с которой только что вернулся Васюков.
– У меня в первый раз такое, – баритон Васюкова был звонким, как у Высоцкого, и я даже издали чётко слышал каждое его слово. – Он визжал на всю операционную, как свинья недорезанная. У моих интернов руки тряслись от страха.