– Потерпи, не ты один… В очереди стоишь, я про тебя помню…
– А как ты хотел? Ты не на курорте… У тебя на минуточку травма и травма серьёзная. Температура имеет место быть, а жаропонижающее я тебе выписал…
– По тебе сегодня в три часа консилиум будет. Думаешь мне самому не надоело? Я уже сплю и вижу, как от тебя побыстрее избавиться.
– А что ты думал, дружок, двойной перелом это не компот…
И всё в таком роде. По его лисьему прищуру и расслабленной вальяжной позе с невынимаемыми из карманов руками было видно, что за всеми этими жалобами он не видит никаких проблем. Не потому, что это его не касается, а потому, что он находится намного выше этого и смотрит на всё с той высоты, на которую нам не суждено подняться.
Больше всего вопросов и жалоб, как ни странно происходило от Коли. До этого я вообще начал сомневаться, что он может говорить, а тут его словно прорвало. Он в мельчайших подробностях описывал доктору своё состояние за прошедший день. Рассказывал, про озноб, потом поднявшуюся температуру, потом про охвативший его жар, потом про то, что температура вдруг упала, потом снова озноб, температура жар и так далее по кругу с точными показателями градусника и временем, когда всё происходило. Васюков ( это была фамилия врача) во время каждой паузы, которую Коля делал чтобы вдохнуть побольше воздуха, коротко отвечал и на один шаг продвигался к двери. Но Коля держал его словно арканом, продолжая засыпать своими проблемами.
– И окошко надо открыть, а то я потею… – в довершение всего простонал Коля.
– Потеешь это нормально, значит живой ещё. – улыбнулся Васюков, стоя уже у двери. – А вот на счёт окошка даже не знаю, как быть. Сам же будешь жаловаться завтра, что кашель у тебя.
– Но здесь дышать невозможно – по-бабьи запричитал Коля.
– А я тебя сюда не звал! – вдруг жёстко ответил Васюков. – Мужики! – он громко обратился уже ко всем нам. – Запомните, Вы здесь не на курорте, и никто не будет потокать каждой Вашей прихоти! Вас сюда не звали!
Уже смягчившись, он продолжил.
– У меня, только один Вам совет на будущее. Не хотите всего этого…– он обвел рукой серые стены палаты, – не попадайте сюда!
Эти слова, брошенные им в тот день на выходе из палаты, я запомнил на всю жизнь.
Жидкий терминатор
Так текла моя новая жизнь среди капельниц, уток, жарких взглядов горячей Лариски, шуток Мухтара, бессонных ночей и периодических визитов родных. Я ждал операции, которую постоянно откладывали из-за непроходящей температуры. Словно школьник, готовящийся к серьёзному экзамену я с утра до вечера с интервалом в пятнадцать минут усердно пихал под мышку градусник, в очередной раз ожидая чуда. Но вместо чуда были стандартные тридцать восемь градусов. Однажды, отчаянно стряхивая градусник, после безуспешного измерения я разбил его об железный каркас кровати. Лариска материлась и грозила мне кулаком, после того как два часа прогонялась с тряпкой за маленькими ртутными шариками, которые разбежались по всей палате. Коля причитал, что нас всех нужно срочно эвакуировать, а то мы умрём, а весельчак Мухтар тут же родил очередной анекдот в тему.
В общем, никогда бы не подумал раньше, что буду с таким нетерпением ждать операции. Операция означала хоть какое-то изменение положения вещей, очередной шаг к чему то другому, новому, хоть какие-то изменения. Только какие это будут изменения и будет ли это шаг вперёд или назад до конца оставалось интригой.
Моего соседа справа выписали через три дня после моего заселения. Точнее он выписался сам, а ещё точнее – просто дал дёру. Причиной его побега явился визит следователя. Я стал невольным свидетелем разговора Мишки с представителем закона. В отличие от моего общения со следователем накануне, это был уже не разговор, а допрос. Оказывается, Мишка с корешем угнали мотоцикл у соседа. Когда они, улетев в канаву, срубили три молодых берёзки, кореш куда-то исчез, а Мишка, самостоятельно вправив ногу, (между прочим, с открытым переломом) вышел на дорогу и поймал попутку, которая и доставила его в больницу. Мотоцикл так и остался похороненным где-то там в чигирях. Сосед сопоставил одновременное исчезновение мотоцикла и Мишки и усмотрел в этом злую закономерность. Через два дня он написал заявление, в котором обвинял Мишку в угоне. Следователю не понадобилось много времени, чтобы дожать мягкотелого подозреваемого, так что уже через час этой тёплой беседы Мишка подписал признательное показание. Весь последующий вечер он искал возможность связаться с корешами, чтобы сообщить о том, что его замели и нужно срочно тикать, пока есть возможность. Лариска, щедро подкупленная связкой бананов (они, кстати, были моими), позвонила с поста, по указанному Мишкой номеру. Ближе к ночи подтянулись кореша, точнее кореш и его жена – огромная бабища, которая была здоровее обоих друзей вместе взятых. Они притащили Мишке, старое шмотьё, взвалили его на плечи, так как костылей не было и как раненного комиссара выволокли из палаты. На прощание мы с Мухтаром помахали Мишке руками и пожелали ему удачи. Хотя какая здесь может быть удача? Далеко ли он собрался бежать в таком виде? От силы сможет доехать до своей деревни и скрываться у бабки на сеновале, как партизан от немцев. Но ведь и это только до поры до времени. Как бы то ни было, но Мишка сделал свой выбор, благодаря которому место на кровати справа от меня освободилось.