-Но ты ведь всегда можешь это исправить, не так ли? - доктор Бентли мягко улыбнулась. Мелисса почувствовала, как по спине протекает холодная волна только от одной мысли об этом. Каждую среду и субботу с одиннадцати утра до часу Мелисса проводила под одеялом, свернувшись в позу эмбриона и крепко зажмурив глаза. Она больше не бежала туда в панике, как в первый раз. Напротив, с каждым следующим визитом садовника, каждое ее паломничество в спальню становилось все более и более спокойным. Поначалу она вздрагивала от каждого доносившегося с улицы звука, будь то щелчки секатора или плеск воды, и каждый визит незнакомца на ее территорию становился тяжелым испытанием. Каждый раз Мелисса буквально силой удерживала себя от сообщения отцу с просьбой отказаться от услуг садовника, мечтая о былой тишине одиночества, спокойной и привычной. Но, выходя на крошечный балкончик, она видела, как с каждой неделей преображается ее любимый сад, и желание отказаться от собственной же затеи проигрывало ее любви к маленькому зеленому островку, окружающему место ее добровольного заключения. Время шло, и во время очередного, точного, как по расписанию, визита садовника, лежа под одеялом в спасительной темноте, Мелисса неожиданно для себя поняла, что шум, доносившийся из сада, больше не вызывает в ней никаких эмоций. Да, она снова спряталась в своей маленькой спальне, но не от страха, как было раньше, а просто по привычке. Несколько недель после этого открытия, она аккуратно экспериментировала с границами своих возможностей, и с удивлением обнаружила, что может заниматься привычными делами, не обращая внимания на доносившиеся с улицы шумы. Спустя еще какое-то время, девушка перестала занавешивать окна в мастерской, поняв, что мужчина никак не сможет увидеть ее, стоящую в глубине маленькой комнаты у мольберта, снизу, из сада. Одержав эту маленькую победу над собой, Мелисса чувствовала себя Сизифом, сумевшим не только докатить злосчастный камень до самой вершины горы, но и нашедшим способ надежно закрепить его там, тем самым освобождая себя от невыносимой ноши. И, хотя девушка понимала всю незначительность своего достижения в глазах нормальныхлюдей, для нее, слабой и сломанной, этот подвиг был просто колоссальным. Мелисса все больше времени проводила на маленьком балкончике, наслаждаясь красотой живописного сада, раскинувшегося внизу. Глядя на разноцветные бутоны и распустившиеся цветки, тонущие в сотне оттенков зеленого, девушка вспоминала свое детство, проведенное здесь же, в этом доме и в этом саду. И хотя теперь эти дни казались далекими и нереальными, она все еще помнила свой детский восторг, и это чувство согревало и разливалось по телу приятной, густой волной. Здесь жила ее бабушка, женщина волевая и властная, но при этом добродушная и веселая. Для Мелиссы до сих пор оставалось загадкой, как такие разные личностные качества умудрялись мирно сосуществовать в одном человеке. Ленора Карпентер любила три вещи: свой дом, свой сад и свою внучку, и обо всех трех заботилась отчаянно и самозабвенно. Отец привозил сюда маленькую Мелиссу каждое лето на месяц или два, и весь год девочка всем сердцем ждала этого момента. Здесь ей нравилось все: уединенность и тишина маленького, уютного домика, запах ванильных блинчиков по утрам, сказки и истории, которые бабушка непременно рассказывала ей каждый вечер перед сном и, конечно же, сад. Плотно высаженный и ухоженный, в детстве он казался ей бесконечным, волшебным миром, из которого не хотелось возвращаться. Девочка часами бродила по аккуратно уложенным каменным дорожкам, сидела на лавочке в глубине, между двумя ветвистыми яблонями, рисовала цветы в маленьком альбомчике и приносила бабушке, своему первому и главному критику. Ленора Карпентер всегда честно и четко указывала на недостатки работ и хвалила достоинства, побуждая Мелиссу оттачивать свои навыки. В последний раз девушка была здесь лет в семнадцать. Ее бабушка, обладавшая недюжинным здоровьем и болевшая от силы пару раз за свои 78 лет, стремительно проигрывала раковой опухоли, разраставшейся в ее мозгу. Мелисса приехала в хоспис, чтобы навестить ее, к слову, совершенно не узнающую свою внучку, и попрощаться. Девушка была реалистом и понимала, что бабушка, худая и изможденная, с вымученным лицом и безумными глазами, долго не протянет. На обратном пути, девушка заглянула в дом, вдруг ставший пустым и холодным. Казалось, даже запах изменился, стоило Леноре Карпентер покинуть это место. А вот сад все еще был прежним, красивым и контрастно живым. Тогда, сидя на лавочке и плача, уронив лицо в ладони, Мелисса и предположить не могла, как неотрывно ее будущее будет связанно с этим местом. Сейчас скамейки не было видно, слишком сильно разрослись две яблони, окружающие ее, но девушка точно знала, что она все еще там, наверняка ржавая и покосившаяся. Мелисса отдала бы все то немногое, что у нее было, чтобы снова провести там вечер в компании альбома и пастели, но невидимая стеклянная стена, которой был обнесен ее маленький мирок, не позволяла покинуть дом. Поэтому все, что ей оставалось - это наблюдать. И она наблюдала за тем, как сад с каждой неделей становился все больше похожим на ее детские воспоминания, как фигурно обрезанные кусты обрамляли каменную дорожку, как расцветали свежепосаженные ирисы и тюльпаны. А еще она наблюдала за садовником. Аккуратно, через небольшую щель в плотно занавешенных шторах, чувствуя себя как ребенок, делающий что-то запретное. Сначала редко и понемногу, позже - все чаще и дольше. В его лице она будто смотрела на огромный, чужой, но безумно интересный мир через замочную скважину. Мужчина больше не казался ей опасным, во всяком случае, не через толстый слой стекла и покров шторы. Он был высоким и подтянутым, с лохматыми волосами цвета янтаря, торчащими в разные стороны из-под нелепой зеленой кепки, и густой рыжей бородой, напротив, аккуратной и подстриженной. Его губы, с которых не сходила добродушная улыбка, беспрестанно шевелились, и девушка решила, что он, должно быть, тихонько поет себе под нос, пока работает. Мужчина касался растений легко и нежно, будто боясь причинить им боль, что сильно контрастировало с его ростом и внешним видом. Каждое его движение действовало на Мелиссу успокаивающе и умиротворяюще, что не мешало ей отскакивать на шаг каждый раз, когда он смотрел в ее сторону. Или когда брал в руки секатор. В эти моменты ее сердце билось так отчаянно, что мешало дышать. Она все еще помнила ужас, пережитый ею в их первую встречу, и ни в коем случае не подходила к окну, если слышала знакомые, навевающие неприятные воспоминания звуки. «Щелк-Щелк-Щелк!». Мелисса критично окинула взглядом практически завершенную картину. Она чувствовала, что чего-то отчаянно не хватает, какой-то маленькой детали, но какой конкретно понять не могла. Девушка сидела на небольшой табуретке на балконе, куда вынесла и мольберт и перебирала в руках кисти. Неожиданно, в глазах промелькнуло осознание, и она потянулась к палитре. Быстро смешав несколько цветов, Мелисса окунула одну из кистей в получившийся оттенок. Мягкая щетина легко касалась полотна, оставляя новые, яркие акценты, аккуратные, точные. Девушка прикусила губу и сощурилась, не сводя глаз с порхающей кисти. Новые мазки ложились поверх старых, оттеняя, но не перекрывая их, терпеливо привнося новые оттенки в уже завершенную работу, заставляя едва пробивающиеся сквозь свинцовые тучи лучи солнца падать на проржавевший остов корабля. Увлеченная работой, Мелисса не услышала звука шагов. -Привет! - низкий, бархатный голос прозвучал совсем близко. Мелисса вздрогнула всем телом. Она выпустила кисточку из тонких пальцев, и та, глухо ударившись о металлические перекладины перил, упала вниз, в траву. Внутри у девушки похолодело, сердце больно забилось. Она кинулась в мастерскую с максимальной физически-возможной скоростью. Отчаянно дрожащие ноги запутались, и Мелисса упала, сильно врезавшись лбом в дверной проем, ведущий в коридор. На несколько секунд в глазах потемнело. Девушка почувствовала, как теплая, вязкая жидкость стекает по коже. Не обращая внимания на рану, она встала, цепляясь за косяк обеими руками и, уже гораздо медленнее, двинулась в сторону своей спальни, чувствуя, как холодные, длинные пальцы снова и снова вцепляются в ее слабое, измученное тело. Привычным движением Мелисса нырнула под одеяло, размазывая кровь по белому белью. «Что он делает здесь? Ведь сегодня вторник, не среда. Я не могла ошибиться, не могла...», - судорожно думала девушка, с силой прижимая колени к груди. Из глаз брызнули слезы отчаянья. Она снова была здесь, в начальной точке, и недавняя радость от маленькой победы над собой утонула в тяжелом, пригвождающем к месту страхе. «Я больше не хочу, чтобы он приходил», - подумала девушка, захлёбываясь слезами, - «Не хочу, чтобы он приходил! Не хочу, чтобы...» «Щелк-Щелк-Щелк!». Звук был куда громче обычного, и страшное осознание заставило девушку широко распахнуть глаза. «Балкон открыт!», - с ужасом поняла она, и по телу прошлась волна крупной дрожи, - «Он сможет зайти сюда. Сможет сломать меня. Испачкать меня». Тварь внутри ее головы проснулась. Х