то ведя бессловесный диалог с мужчиной, обитающим по ту сторону толстого стекла. И Мелиссе нравился этот новый ритуал. События того дня, когда садовник поздоровался с ней, придя НЕ В СВОЕ время, постепенно стали смазанными и нечеткими. Мужчина не желал ей зла и сожалел о случившемся, в этом Мелисса была почти уверенна. Почти, потому что как только эта уверенность начинала крепнуть, тварь в ее сознании тут же запускала в это новое, теплое чувство свои острые когти, нашептывая свою правду, обидную и пугающую. И девушка впитывала ее слова, как всегда, до последней капли. Разница была лишь в том, что теперь Мелисса СОМНЕВАЛАСЬ. Она привыкла к садовнику, дважды в неделю посещавшему ее уединенную обитель. Девушке нравилось наблюдать за его работой, стоя за плотными, тяжёлыми шторами, нравилось находить цветы на подоконнике, и, постепенно, она осознала, что с нетерпением ждет его визитов. Мужчина стал для нее олицетворением всего того, чего она не могла получить: свободы, свежего ветра, шелеста травы под босыми ногами, и она неосознанно тянулась к нему все сильнее. В тот день, когда тяга достигла своего апогея, Мелисса, собрав в кулак ничтожные остатки своей воли, устроилась на балконе с мольбертом. Мужчина должен был прийти через час, и она ждала его. Девушка испытывала страх, какой, должно быть, испытывал Армстронг перед тем, как сделать первый шаг по поверхности Луны. Волнительный и терпкий, мягко обволакивающий с головы до ног, приятный, по сравнению с тем животным ужасом, который она испытывала раньше. Это чувство не сковывало движений, лишь заставляло колени слегка подрагивать. И, что самое главное, оно не будило тварь, продолжающую крепко спать в голове девушки. Несколько раз глубоко вздохнув, Мелисса взяла в руки палитру и кисти, и, замешав несколько цветов, продолжила начатую недавно картину. Просторная комната, освещенная только светом луны, мягко падающим на пол и стены через панорамные окна. Большая кровать с полупрозрачным, легким балдахином, и ребенок, спокойно спящий среди подушек и одеял. Маленький и невинный, похожий скорее на ангела, чем на человека, он лежал на боку, спрятав одну руку под голову, крепко вцепившись второй в шелковый пододеяльник. Легкой тенью на пухлом личике отражалась мимолетная тревога, видимо навеянная неприятным сновидением. Несколько касаний кисти. За окнами появились голые, без единого листка деревья. Их тонкие ветви, похожие на когтистые лапы, царапались в окно, будто стараясь проникнуть в комнату. Пара мазков другого оттенка, и на стене в изголовье кровати показалась тень. Худая и высокая, принадлежащая не человеку, а какому-то другому, злому и беспощадному существу, голодному до страха и страданий. Существо склонялось над спящим ребенком и тянуло к нему свои тонкие, как у скелета, пальцы. Краем глаза, Мелисса заметила движение. Кисть замерла за несколько миллиметров от холста. Мужчина был здесь. Стоял на каменной дорожке и не шевелился. Его глаза, не отрываясь, смотрели на нее. К горлу девушки подкатил неприятный комок, и она сглотнула, прогоняя мерзкое ощущение. Ноги стали ватными, в груди кололо. Мелисса не сводила глаз с холста, прилагая все усилия, чтобы не сорваться и не убежать, буквально заставляя себя сидеть на месте. Все так же не сводя с нее глаз, мужчина начал медленно поднимать руку, отчего девушка дернулась в сторону так резко, что палитра, покоящаяся на ее дрожащих коленях, едва не упала. Рука тут же остановилась и слегка помахала пальцами в воздухе в приветственном жесте. Девушка не отреагировала. В ее голове разворачивалось масштабное сражение между пронизывающим насквозь страхом и здравым смыслом. Она уже жалела, что решилась на такой смелый эксперимент, что покинула зону комфорта и поверила в себя. Ей было до слез обидно, что ее инициатива провалилась, но ничего поделать с этим она не могла. Он был слишком близко. И страх победил. Когда Мелисса поднялась на слабые, отчаянно дрожащие ноги, мужчина так и стоял на том же самом месте, не опуская наполовину поднятую руку. Вцепившись в палитру негнущимися пальцами, девушка сделала несколько неуверенных, но быстрых шагов в мастерскую, оказавшись в которой тут же заперла балкон и, отойдя к противоположной стене, облокотилась на нее, тяжело дыша. К глазам подступили слезы обиды. «Какая же я жалкая», - подумала она, - «Зачем я это делаю? Все напрасно, напрасно....». Мелисса медленно сползла по стене и уткнулась лицом в колени. В голове девушки беспросветной чередой проносились мысли, мрачные и тяжелые, заполняющие все ее существо отравляющим отчаяньем. Страх снова победил, как тысячи раз до этого. Он всегда будет одерживать над ней верх, до тех пор, пока окончательно не раскрошит в пыль то немногое, что осталось от некогда прочного внутреннего стержня. И все ее нелепые попытки оказать хоть какое-то сопротивление были совершенно бессмысленными. Слезы хлынули из глаз, и Мелисса уже готова была сдаться, когда в веренице самоуничижающих мыслей, толкающих ее на край, внезапно пронеслась одна, не давшая упасть. «Когда в последний раз ты видела другого живого человека так близко?» Именно эта мысль заставляла Мелиссу снова и снова переступать через себя. И с каждым разом получалось все лучше. Если поначалу она покидала балкон сразу после того, как садовник, остановившись на дорожке, махал ей, то со временем, медленно и постепенно, научилась переживать его присутствие целиком, а еще позже смогла даже рисовать, а не просто смотреть на мольберт, сжимая в дрожащих пальцах кисть. Периферическим зрением девушка то и дело поглядывала на работающего в саду мужчину. Отчасти потому, что ей все так же нравилось наблюдать за ним, но главным образом, чтобы не упустить момент, когда в его руках окажется секатор. Большие острые ножницы все так же беспокоили и пугали Мелиссу, заставляя ретироваться при каждом их появлении в руках садовника. Этот страх был сильнее всех тех, что ей худо-бедно удалось перебороть, а потому казался вечным и непобедимым. Мужчина всегда молчал, даже перестал напевать себе под нос, и девушка чувствовала себя виноватой в том, что из-за нее ему пришлось сменить привычное течение работы, но желание быть ближе к маленькому кусочку чужого, но такого притягательного мира было слишком сильным. А потому она наслаждалась новообретенной иллюзией свободы и продолжала рисовать на маленьком балкончике, выходящем в сад. Впервые, после того случая, когда от страха Мелисса упала и разбила себе лоб, мужчина заговорил с ней спустя несколько месяцев. В тот день он как всегда помахал ей рукой, когда пришел, а она как всегда сделала вид, что не замечает этого жеста, ставшего еще одним привычным ритуалом. Девушка рисовала, краем глаза, как всегда, наблюдая за каждым его движением, когда заметила, что садовник замер и неуверенно посмотрел на нее. -Простите, мисс, - раздался приятный низкий голос, услышав который Мелисса вздрогнула и напряглась, - Я собираюсь подрезать остролист, а насколько я понимаю, вам... Не дослушав, девушка поднялась и покинула балкон, плотно закрыв дверь, и отступила на пару шагов, ощущая знакомое растущее волнение. Он снова заговорил с ней, сказав на этот раз куда больше слов, и она снова сбежала. Только сегодня она не испытала привычного всепоглощающего ужаса. Мелисса, безусловно, была напугана, но этот страх не сковывал ее движений и не лишал ее здравомыслия, вызывая лишь небольшой выброс адреналина. Да и сбежала она на этот раз не из-за звуков его голоса, а скорее из-за смысла произнесенных слов. Мужчина предупредил ее, поняв, как она реагирует на секатор, не желая доставлять ей дискомфорт. И это подкупало. Мелисса осознала, что ей НРАВИТСЯ его голос, нравится в нем все: тембр, мелодика, слова, которые он произносил и заботливая, почти ласковая интонация. Так с расстроенным ребенком говорят любящие родители. Она снова и снова прокручивала его в голове, наслаждаясь, купаясь в его теплоте. Девушка хотела снова услышать этот голос. Но мужчина, видимо принявший ее прошлый побег на середине фразы на свой счет, больше не делал попыток заговорить. И это расстраивало Мелиссу. Расстраивало настолько, что ей начали сниться сны. Не привычные, темные и мрачные, ложившиеся в основу ее картин, а другие, необычно спокойные и умиротворенные. В этих снах она так же сидела на своем маленьком балкончике, а мужчина разговаривал с ней. Он говорил о погоде, музыке, природе, обо всем подряд, бессвязно, резко перепрыгивая с темы на тему, но это было не важно. Девушка просто наслаждалась звуками его спокойного, низкого голоса. После каждого такого сна она просыпалась, чувствуя себя одновременно разбитой и невероятно цельной. Мелисса начала много думать, пытаясь найти способ заставить мужчину заговорить, но так и не смогла найти ни одного приемлемого варианта. Поэтому все, что ей оставалось - ждать. И она ждала, каждый раз, когда он приходил, надеясь, что именно сегодня он снова произнесет хотя бы слово. Ждать пришлось долго, и Мелисса уже практически потеряла надежду, когда, наконец, услышала заветное: -Черт! Садовник присел на корточки перед небольшим, жухлым кустом. Он тяжело вздохнул и пробежался пальцами по высыхающим лист