Мы заходим в кофейню. Он идёт к стойке за кофе, а я устраиваюсь за столиком у окна и достаю ноутбук. За стеклом проплывают картинки пасмурного дня, зал пустой и почти такой же не по-летнему зябкий, как улица. Хочется зевать. Машинально запускаю руку в карман и ощупываю гладкую поверхность ножа. Так и не смогла с ним расстаться. До сих пор не могу определиться, как он мне больше нравится - сложенным или разложенным.
- Ну что, начнём?
Он садится рядом и придвигает ко мне бумажный стакан с моим именем на боку. Я делаю глоток и молча поворачиваю экран так, чтобы ему было видно.
- Я ещё раз изучил результаты нашей работы за последний месяц, всё сравнил и посчитал.
- И что ты думаешь?
- Очень хорошо. И идея, и исполнение... Ты хорошо потрудилась.
На меня накатывает раздражение. Он как будто меня жалеет. Сейчас, после всего, что...
- Но я не уверен насчёт применения технологии на практике. Смотри.
Он включил экран своего старого смартфона. На дисплее замаячили туманные диаграммы с неразличимо мелкими подписями. Пора проверить глаза, видно, не быть мне последним в мире программистом без очков. Хотя... я смотрю на него и не вижу обычных контактных линз. Забыл дома?
- Смотри. Вот здесь - видишь - рынок упал на 13%, тут вырос на 4, но это результаты за весь прошлый год. В первом квартале этого ещё хуже:
- Стоп-стоп-стоп. Ты хочешь сказать, что...
Он говорил почти полчаса без перерыва. О том, какая сложная сейчас ситуация в среде инновационных сетей, стартапов, интернет-инвестиций. О том, что после экономического спада традиционные рынки переживают новый виток роста, а у "ангелов" и независимых инвестиционных фондов нет средств, чтобы спонсировать ненадёжные долгосрочные проекты, тем более такие затратные. Я не помню слов, перед глазами и в мыслях всё плывёт, но главное: он хочет, чтобы я к чёртовой матери всё бросила!
- ...Поэтому, я думаю, лучше ненадолго отложить презентацию проекта. Тем более, его кое-где нужно доработать, например, интерфейс - ты помнишь, я составил список исправлений, и ты с ним согласилась.
Я резко встаю. Двойной эспрессо в животе недовольно булькает. Мне хочется смеяться. Хохотать в голос. Или трахнуть ноутбуком прямо ему по башке. Вместо этого я зажимаю компьютер под мышкой, поворачиваюсь на девяносто градусов и иду к выходу.
Не было бы тяжело, не было бы так тяжело, если бы он не был прав. Он всегда прав, когда доходит до практики. Ему надо было стать экономистом, или играть на бирже. А я... я просто столько времени убила на никому не нужный проект. Но почему тогда он помогал мне? Разве он с самого начала не предполагал, что из этого не выйдет толку? Или... или он это делал из любви ко мне, из... жалости?
Я оборачиваюсь к нему, чтобы спросить, но ничего не говорю и иду дальше.
- Бри.
У него виноватый голос. Значит, это правда. Из жалости.
- Бригитта.
Я останавливаюсь. Удивительно, но он никогда раньше не называл меня полным именем.
- Что?
- Я не говорил "отменить проект". Просто подождать с ним. Год или два. А потом его, в доработанном виде, можно смело предлагать инвесторам... Ну, что?
Я смотрю на него в растерянности. Часть меня хочет вырываться и кричать, что мне не нужны его подачки, его милость. А другой части хочется просто пригреться и заснуть. Заснуть... на его груди...
- Прости. Мне просто сейчас... слишком тяжело. Увидимся позже.
Я выхожу из кофейни. Он не пошёл за мной, не попытался остановить, успокоить. Сейчас об этом тоже не хочется думать. Как и обо всём остальном, что всё равно упрямо вертится в голове, не давая сбросить оставшуюся после разговора тяжесть. Поворачиваю налево и иду по бордюру вдоль проезжей части, теребя в кармане нож.
Что на меня нашло? Нельзя так расстраиваться, нельзя так реагировать на конструктивную критику. Я сама вечно учу этому Софи, которая фыркает и воротит нос при малейшем замечании. Да, эта работа очень важна для меня, это моё первое серьёзное творение, моё будущее. Я за ней и вправду ночи просиживала. Я - это я. Я - принцесса, царевна-лебедь, я всегда должна побеждать. Но что он должен был сказать, если положение дел такое, какое оно есть? Я ведь сама не хочу жалости. Значит, правда. И он сказал мне правду. Если не он, то кто ещё.
Я чувствую, как сквозь вихрь сумасшедшего секса во мне проступает, просыпается что-то иное. Он для меня уже не просто партнёр для любительских порнофильмов. Когда это случилось? Сейчас, только что? Или эта встряска дала мне почувствовать, чем он стал для меня на самом деле?
Надо позвонить ему. Объясниться. Сказать, что я всё понимаю и не хочу упрямиться на пустом месте. И что я благодарна, за всё. Дохожу до угла оживлённой улицы, встаю под козырьком ближайшего магазина и достаю телефон. Его номер первый в списке - я специально поставила звёздочку перед именем контакта, чтобы он отображался первым в алфавитном указателе. Старый приём - раньше я так отмечала телефон мамы. Сейчас она где-то в глубине списка... есть ли тут вообще её номер?
Его имя крупными буквами загорается посреди экрана. Прижимаю телефон к щеке. Напряжённо вслушиваюсь в разрываемую длинными гудками тишину на том конце провода. И тут из-за угла доносится мелодия звонка.
I ain't got no horse,
I ain't got no horizon...
От испуга и неожиданности я вешаю трубку. Это одна из моих любимых песен, он поставил её из-за меня... для меня.
Он рядом, значит, можно поговорить обо всём лицом к лицу? Почему-то я медлю. Что-то во всей ситуации настораживает. Как он вообще здесь оказался? Обогнал меня, пока я размышляла, смотря себе под ноги? Прошёл переулками? И зачем ему здесь быть - я видела, его машина стояла по другую сторону от кофейни. Что-то не так.
Из-за угла слышатся голоса. Я напрягаю слух, пытаясь что-то расслышать за шумом машин.
- Шхияш'хи сурмакх хэ.
- Пшщьях-кш. Сьорэ.
- Уамахпа сьорэ-сайрэ, акхи?
Один из голосов - тонкий, женский, с каким-то шепелявым присвистом. А другой...
- Сшкрьюэр. Куама-кш муа хи кэр-кэр сама.
Да. Это он. Его губы произносят всю эту белиберду, и это к нему обращается женщина со свистящим голосом.
- Пшуалаэм рам-кшэ сарда куламари хи сьора, куласэри кьяхи кен хэ. Юи хи?
- Юи.
Подхожу к самому углу и медленно выглядываю. На обочине широкой улицы стоит серебристая BMW. Из открытой передней дверцы выглядывает, поставив одну ногу в высоком сапоге на тротуар, женщина со светлыми волосами до плеч и странными угловатыми чертами лица. Он стоит перед ней почти спиной ко мне, но я вижу: он улыбается.
- Кэшкэ хи, лэйшщтэ!
Последнее слово она прошипела каким-то игриво-насмешливым тоном. Он подходит и наклоняется к ней. Между их лицами мелькает что-то неуловимое, затем он коротко целует её, открывает заднюю дверцу и забирается в машину.
Когда BMW отъезжает, я рывком отворачиваюсь к витрине. За толстым стеклом переливаются всеми цветами радуги буквы "MONDOFFICE".
- Не надо, я прогуляюсь.
- Точно?
Софи подозрительно глядит на меня в зеркало заднего вида. Я подхватываю сумку и открываю дверцу.
- Точно. Мне просто нужно проветриться.
- Ну, смотри. Ещё раз тебе говорю: всё устаканится. А нет - так ему же хуже. Не загоняйся так. До завтра.
- До завтра.
Бульвар Колин, 13. Поздним вечером - одинокое, промозглое место. Особенно после пяти кварталов пешком - не хочу, чтобы Софи знала, куда я собралась.
За стеклянными дверями лобби всегда горит свет. Всё по-домашнему - никакой охраны, только кодовые замки и выглядывающие из-за каждого угла глазки камер. И замочные скважины вместо кнопок в лифте. Совершенно негодная система: достаточно любым способом устроить пожарную тревогу - ну, не знаю, поджечь урну для мусора, - откроются двери на лестницу, и тогда проходи и бери всё, что хочешь.