Как можно понять, по законам жанра, мне хотелось чего-то большего, а ему же хватало и того что было. Секса. Моё поведение, становилось всё истеричнее, капризнее. Как у разбалованного ребёнка. И в один прекрасный день он заявил - с него довольно.
Капризы кончились, началась паника. Я не могла представить, даже предположить, что меня бросят. Крах иллюзий. Интересно, на что я надеялась?! Я извинялась, просила прощение, рыдала, клялась в любви и едва не падала на колени, но это только злило и выводило его из себя. Из чуткого, озорного мужчины Павел превратился в жестокого и бесчувственного.
В последний раз, когда я его видела, он велел мне убираться и захлопнул калитку перед носом. За его спиной, на привязи надрываясь, зло лаяла собака. Я отметила, что карие глаза Павла такие же как и у его собаки. С тех пор я ненавижу собак и карие глаза.
В дверь душевой барабанили с недовольным возгласом поскорее заканчивать. Похоже, что я лежала более часа под струями теплой воды, но смерть всё не приходила. Порезанные запястья саднило. Крови не было. Вода чистой уходила в сточное отверстие. Кончики пальцев уже приобрели неприятный синеватый оттенок, хоть вода и была теплой. Мне хотелось зарыдать от беспомощности, поднять лезвие и снова перерезать вены, но силы хватило только на слабый всхлип, вялое перекатывание в воде. Я даже умереть нормально не могла.
За дверью видимо услышали шлепки по воде и постучали сильнее и настойчивее. Моё тело не хотело меня слушаться. И чем сильнее я упиралась, тем меньше во мне оставалось сил. Всё-таки потеря крови была критической. К тому моменту, когда дверь уже начали выламывать, свет начал угасать. Мир качался и тонул в серой тишине, пока на смену ему не пришла тьма.
Как мне потом сказали, я находилась в состоянии клинической смерти одиннадцать минут. Этого хватает, чтобы главный нервный узел человеческого тела начал умирать. Но вот даже при новейших технологиях и при наличии денег, чтобы при их помощи пройти обследования, не всегда возможно определить какая часть мозга умерла или начала плохо функционировать.
Весь второй курс я провела в кабинете психиатра и на сильнодействующих препаратах. Вначале мне приписывали антидепрессанты, но эффект как говориться получился с точностью обратный. Я была весёлая, жизнерадостная. Слишком жизнерадостная. Хохотала до истерических припадков от любой плоской шутки. Из-за этого мне начали выписывать препараты, что напрочь убирали эмоции. Будь-то радость или грусть. Как результат, я была безжизненной, восковой куклой, которую будто водили за нитки. И даже после окончания приёма этих препаратов (но до самого окончания учёбы, я так и осталась на учёте в психиатра) я осталась такой. Я забыла всё, спрятавшись, как улитка, в свой панцирь. Когда тебе на всё наплевать, то никто не сможет сделать больно.
Это пугало всех кого я знала и со временем они отвернулись от меня вместо того чтобы поддержать. Павел больше не преподавал. Он уволился и перешёл куда-то, где мог бы не вспоминать этого. А я…
А я начала быть собой вновь только сейчас. Нам кажется, что нынешний наш характер и поведение были такими всегда, но это не верно. Мы формируемся в течение всей жизни и в старости, едва ли будем такими, как и в младенчестве. Разве что, будем также гадить в штаны.
Я покупаю точно такой же нож, какой был у Ганнибала Лектера в фильме «Ганнибал». Это тот же продавец, что продал мне топор. Он немного странно косится, на туристический рюкзак за моей спиной, но профессиональная улыбка не сходит с его лица. Я покупаю нож, думая о том какой этот мужчина в постели. Впервые за эти года, я думаю, что смогу получить удовольствие от секса. Но сначала мне нужно разобраться с моей работой. Как ни как возможно, что меня арестуют.
Я прячу свой рюкзак в кладовке уборщицы на первом этаже и заступаю на дежурство. Мне уже трижды сообщили, чтобы я явилась к главврачу. Интересно, что он хотел?!
Игнорируя это, я сижу в комнате для отдыха. Пью кофе и курю. Если ему нужно, он сам придёт ко мне. Сидеть не совсем удобно, купленный нож, заправленный за пояс джинсов, врезается в тело, но так его не видно. В комнате ещё несколько медсестер и естественно Женя-или-как-его-там. Они все бросают любопытные и испуганные взгляды в мою сторону. Я жду, когда придёт главврач.
И вот он, момент истины. В комнату входит мужчина пятидесяти лет. Он седой и в белом халате. Наш главврач. Олег Владимирович. За его спиной стоят двое полицейских в форме. Грубым и резким тоном он наказывает выйти всем, кроме меня. Ах да, я чуть не забыла – чаще всего те единицы, что несут ответственность за врачебные ошибки – это обыкновенные медсестры и медбратья.