Кристиан внимательно посмотрел на него.
— Не думаю, что прабабка Лунде выжила из ума, как ты выражаешься. Склероз и старческое слабоумие, как правило, болезни наследственные. Но ни фрёкен Лунде, ни полковник не выказывают ни малейших признаков склероза.
— Да, не повезло убийце, — заметил я.
Карл-Юрген налил себе стакан виски. Я не верил своим глазам.
— Почему напали на фрёкен Лунде и зачем хотели убрать тебя, Кристиан? — спросил он.
— Я догадываюсь, почему напали на фрёкен Лунде, и совершенно точно знаю, зачем понадобилось убрать меня.
Карл-Юрген отхлебнул большой глоток виски.
— Ты знаешь и молчишь?
— Да, знаю и молчу. Потому что в противном случае ты станешь делать из моих слов свои собственные выводы и сразу кого-нибудь арестуешь, а твои выводы могут оказаться ошибочными.
У Кристиана вдруг сделался скучающий вид, как у того коротышки профессора в синем галстуке. Специалисты всегда напускают на себя такой вид, когда им кажется, что простые смертные не способны их понять.
— Эти ярлыки — очень важная вещь, — продолжал он. — За каким-то из ярлыков скрывается разгадка.
— У полковника Лунде нет ярлыка, — сказал я.
— Некоторые люди представляют собой именно то, за что они себя выдают. Весь вопрос в том, что же они такое?
Я попытался уразуметь это загадочное заявление. Но так и не преуспел в этом до конца.
Ясно было одно—мой брат Кристиан взял дело в свои руки, а мы с Карлом-Юргеном, как два студента, сидим и внимаем его ученым разглагольствованиям.
— Чего же нам надо опасаться теперь? — спросил Карл-Юрген.
— В данный момент никакой опасности нет. На какое-то время. До тех пор, пока Люси Лунде в бегах, а я борюсь со смертью в больнице. Но потом…
— Потом?
— Потом все начнется сначала. Как только Люси отыщется, а я выздоровею, над всеми снова нависнет неотвратимая угроза. В третий раз убийца не промахнется.
Я налил себе четвертый стакан неразбавленного виски.
— Но не можешь же ты бесконечно прятаться, Кристиан.
— Конечно, нет.
Я залпом осушил стакан и сделал над собой усилие, возгоняя винные пары прямо в клетки серого мозгового вещества.
— Придумал!.. — воскликнул я. — Придумал… И как только я не додумался до этого раньше! Я сам найду то, что старуха Лунде спрятала на треклятом чердаке. Даже если я сломаю себе на этом шею. Я перерою треклятый чердак… не оставлю в нем камня на камне. Даже если я сломаю себе на этом шею, я перерою чердак сверху донизу…
— Повторяешься, — сказал Кристиан, — Ты, Мартин, перебрал.
— Правильно, — сказал я. — Я перебрал. Но зато мне пришла в голову мысль перерыть чердак…
— Каким образом? — спросил Карл-Юрген.
Тем временем мне уже пришла в голову новая мысль.
— Я должен остаться наедине с чердаком. Я хочу сказать, один на чердаке. Один во всем доме. Когда Люси вернется домой, а ты, Кристиан, официально поправишься, ты должен отпраздновать свое выздоровление и заодно возвращение Люси. Карл-Юрген не имеет права обшаривать загадочные чердаки, а я имею. Ты, Кристиан, пригласи все семейство Лунде в театр, а потом вы пойдете в ресторан. А к тому времени, когда вы вернетесь домой, я уже найду то, что прабабка Лунде спрятала на чердаке.
Теперь я высказался до конца. И мог спуститься вниз с вершин вдохновения и гениальных озарений.
Кристиан пристально посмотрел на меня.
— А когда я вернусь домой с семейством Лунде, ты встретишь нас в холле и скажешь: «Прошу вас! Вот клад… я его нашел. Вы все разбогатели, эни-бени-рец — вот и сказочке конец»?
Я вдруг сразу протрезвел. Во всяком случае, мне показалось, что я протрезвел.
— Нет, — сказал я. — Этого я не сделаю. Иначе нам никогда не найти убийцу. Я сделаю совсем другое. Но теперь моя очередь держать мои секреты при себе. Главное — это увидеть их реакцию и понять связь между кладом прабабки Лунде и двумя покушениями…
— Так когда ты выздоровеешь, Кристиан? Когда Люси сможет вернуться домой?
Кристиан покосился на Карла-Юргена.
— Пожалуй, я не вижу другого выхода, как предоставить Мартину свободу действий… стало быть… через два дня ты сможешь отпраздновать свое выздоровление, Кристиан.
— Если твой эксперимент удастся, тем лучше… Но меня это не радует, — сказал Кристиан.
— Почему, Кристиан?
— Потому что всегда страшно видеть, как человек сбрасывает маску и перестает быть человеком.
На другой день с утра мне пришлось опохмелиться пивом, иначе я не мог бы заниматься с Викторией.
Урок я вел довольно бездарно, но все-таки с грехом пополам довел его до конца.
Потом я вернулся к себе в комнату, встал у окна и, глядя на городской пейзаж., освещенный тусклым мартовским светом, задумался. Вчерашняя оптимистическая уверенность, навеянная виски, уже покинула меня. Не то чтобы я передумал, но я понятия не имел, как подступиться к злосчастному чердаку.
Два поколения семьи Лунде рылись на чердаке каждую свободную минуту — стало быть, сомнений нет: клад запрятан на совесть.
А что, если он припрятан как-то по-особому и этот особый способ связан с особым устройством чердака?
Не лучше ли посоветоваться с архитектором?
Я вдруг подумал, что, наверное, единственная, действительно умная мысль из всех, что приходили мне в голову за последние сутки, это именно мысль об архитекторе, и осенила она меня, когда я стал трезв как стеклышко. Что может быть проще: конечно, надо посоветоваться с архитектором.
Но знакомых архитекторов у меня не было.
И вдруг я вспомнил одного — Корнелиус… Корнелиус… Как же его фамилия? Фамилию я никак не мог вспомнить. Дело-то ведь было давнее. Помню, он плохо успевал по-норвежски. Но зато рисовал афиши для праздников, а на переменах—карикатуры на учителей. Помню, как я однажды скрепя сердце потребовал, чтобы он стер с доски карикатуру на меня самого.
Несколько лет спустя я прочел, что он получил первую премию на каком-то архитектурном конкурсе и служит в Государственном управлении строительства и недвижимости. Государственное управление строительства и недвижимости… Бедняга! До чего же унылое, бюрократическое название!
Я поставил машину на Вергеланнсвайен против дома номер один и вошел в подъезд.
В первом этаже на стене висела таблица с длинным списком имен и должностей. Мне пришлось обратиться к девице в окошечке.
— Я не могу разобраться в этом списке, — сказал я. — Объясните мне, пожалуйста, где мне найти тех, кто чертит?
Девушка оторвалась от книги. Это была блондинка с голубыми глазами и приветливым выражением лица.
— Здесь теперь никто не чертит. Но, если вам нужен архитектор, они все находятся на третьем и на шестом этажах. На третьем этаже — больницы, тюрьмы и посольства. На шестом — университеты и прочие учебные заведения.
Она пыталась говорить как исконная жительница Осло, но в ее говоре отчетливо ощущался бевердалский диалект. Девушка снова уткнулась в книгу.
Я поднялся на третий этаж и стал искать в длинном списке имен моего бывшего ученика Корнелиуса. Но такого имени в списке не оказалось. Как видно, Корнелиус не имел никакого отношения к больницам, тюрьмам и посольствам. Я поднялся на шестой этаж. И снова изучил список имен. Были в нем архитекторы и главные архитекторы, и даже один начальник отдела. Но ни одного из них не звали Корнелиусом.
Ну что ж, раз я здесь, поговорю с кем-нибудь другим.
Я остановил свой выбор на начальнике отдела, все равно, если я начну с рядового архитектора, он скорее всего пошлет меня к старшему, а тот перебросит меня к начальнику отдела. На это уйдет уйма времени. А я спешу.
— Можно поговорить с начальником отдела? — спросил я у молоденькой особы, сидевшей за стеклянной перегородкой.
— Пожалуйста, дверь за вашей спиной.
Я предполагал, что мне придется пробиваться через несколько приемных с энергичными секретаршами. Но я ошибся. Я сразу очутился в кабинете начальника отдела. «Университеты и прочие учебные заведения» — работенка, не соскучишься.