Виски вновь запульсировали, воспоминания тонкой ленивой струйкой втекали в мой мозг — воспоминания меня из прошлой жизни, из другого мира. Я сделал укус, и боль смягчилась.
Меня…моё прошлое имя… Марк. Вот значит как. Что-то ещё… кем я был? Кто я на самом деле?!
Боль усилилась, кровяное давление росло. Персик уже не мог справится, и я закинул последний кусочек в рот. Он едва уберег меня от потери сознания. И ко мне явился образ, чёткий, будто наяву, словно на гране дремоты:
Я стою покрытый кровью. В тот самый день, когда я умер, чётко это понимая. Передо мной, на деревянном троне с лика и искажёнными в агонии и гневе, сидит мужчина.
Образы скакали, мысли путались. Что-то казалось ложью, другое правдой. Воспоминания лоскутными обрывками касались сознания не искажая реальности, но рассказывая не образами, а ощущениями, языком памяти.
Я его не видел много лет, но он не потерял величия и силы, достоинства. Длинные тёмные волосы волнистыми реками падали с плеч, жестокое бледное лицо давно потеряло способность к старению. Ни на день не изменился он с нашей последней встречи. Тонкие, словно женские, брови хмурились от гнева, а серые глаза казалось пронизывающей мою душу.
— Ты всё-таки сделал это, — с лёгкой истерической улыбкой сказал он, — Привёл сюда всех значит. Это стоит восхищения, уважения… я даже могу возгордиться успехами моего сына.
«Сына… он мой отец? Почему же он смотрит на меня так, словно я его враг?» — подумал я, и мысль эта казалась не принадлежала мне, она росла из настоящего, совсем чужая в прошлом.
— Шестнадцать Первых кланов, каждый отправил за мной всё что у них было. Я ведь по одному убил их наследников, представляешь? Это было не так уж и просто, — азартно, с чувством говорил я или Марк, тот чей кровавый образ казался мне не моим, а губы его невольно растягивались в победной улыбке. — Но вот отыскать твоё новое убежище было ещё труднее. Ты всегда славился своей способностью скрываться, или трусостью — что больше похоже на правду.
— И как радостно что эта де трусость нашла отголосок и в тебе. Жаль, очень жаль, что ты был таким хорошим учеником, и моим сыном… пусть и не кровным. Но в тебе слишком много от меня. Словно ко мне явился я сам из далёкого прошлого, — казалось бы подавшись чувствам сказал он.
«Он обучал меня… и мы не одной крови. Что за херня произошла в моей прошлой жизни?»
— Брось! — рявкнул я, — Ты конченный ублюдок! Сколько моих братьев и сестер оставили этот мир по твоей воле? Сколько наркотиков ты в меня вкачивал? Это ли достойный отец? Мразь! — я на мгновение задумался, — Но ты прав, я похож на тебя. Как не отвратное мне это признавать. И поступлю так же, как и ты, так же как ты учил меня и как я должен поступить во имя памяти матушки — я просто убью тебя. Избавлю этот мир от такой гнили, пародии на отца и человека.
Глава медленно встал с деревянного трона, расправил плечи те оттопырились словно что-то острое было под ними, будто костяные отростки. Он стал больше, и уже с трудом напоминал человека. Каждый в клане, да во всём мире, знал, что он использует Проклятые искусства, но никто не знал — какие именно. Теперь же было очевидно: он изменял своё тело, нарушая Священный закон. Его длинные руки почти достигли коленей, плечи широкие и острые. Костяшки на кулаках покрылись острыми наростами, ногти почернел, напоминая орлиные. Голова засела низко, из-за неё виднелись выпирающие позвонки — словно драконий гребень. Страшно было представить, что под его длинным балахоном.
— Да, ты прав, я ублюдок. Случайный сын шлюхи, такой же как твоя грязная мать. И мне пришлось стать сильнее, и продолжать… продолжать!!! Это ли мой грех?! — взревел он, — Желание жить достойно порицания?! У меня не было нечего! Но я сумел стать бессмертным, коснуться таинства мира за гранью! — он тяжело дышал, но в конце улыбнулся, — Когда-нибудь ты меня поймёшь, но не сегодня. В этот день ты умрёшь и станешь частью меня как твои братья и сестры, как твоя… матушка и моя жена.
Он ударил кулаком о трон и тот разлетелся, поднимая пыль, и продолжил жестоким голосом наполнены яростью:
— Мне кажется боги не ноют подобно девкам! — бросил я, — Ты и правда думаешь, что выживешь? Если тебя не убью я, так убьёт многотысячная армия за стенами. Твои генералы с перерезанными глотками, советники корчатся в ядовитой агонии, наместники мёртвых — мертвее своих покойных кукол, — теперь уже я улыбался ужасающей ухмылкой, — И сотни воинов идут по зачищенным потайным пещерам, внутрь твоей непреступной крепости.