«Эй! Мужик! Прекращай уже с этой хернёй! Она тебе никто! — думал я сам собой. — Считаешь себя рыцарем?! Очнись! Ты даже со своим дерьмом разобраться не можешь, и ещё пытаешься думать о ком-то ещё? Хватит себя обманывать, — как бы странно это ни выглядело, но я решил прислужиться к самому себе. Слова-то дельные. А эти чувства… Не более чем наваждение, какой-то морок, доставшийся вместе с телом!»
И эти зайцы — Алем и Фирс… Могу ли я им доверять? Какая-то часть меня отвечала уверенным согласием — стало быть, часть, что осталась от Декса. А вот другая… Вопила, поливала даже мысль о доверии сточными помоями. Вот оно как — это, похоже, моё.
«Как же интересно каждый день узнавать о себе что-то новое. К старческому маразму, считай, готов!» — усмехнулся я.
А мы как раз остановились напротив барака, солнце почти скрылось за горизонтом. И надзиратели решили даже не церемониться, большинство тут же пошло в сторону города, только нервный койот задержался немного и сообщил:
— В-в-все в барак! — попытался он крикнуть, но запнулся под тяжёлыми взглядами невольников. Теперь, когда остальные надзиратели ушли, этот пацан стал никем в одно мгновение. — Б-ыстро!
Но никто не шевельнулся. Я понимал, что каждый из них хотел тут же завалиться на свои провонявшие сальные шконки, но специально стоял, высмеивая этого беднягу. Им хотелось хоть немного возвыситься за его счёт, почувствовать мнимое ощущение силы и непокорности, хотя бы на мгновение.
— В-вы! Я вам п-приказал!
«Как он жалок, хотя и не виновен в этом. У него тоже своя судьба, своё место в этом мире сильных, — подумал я. — Но пора заканчивать с этой хернёй».
Я ухватился за плечи впереди стоящих зайцев и раздвинул их, уверенно вышел из строя и прошёл мимо койота. За мной последовали Алем и Фирс, а там и остальные.
«Что люди, что зверлинги — стадное чувство никто не отменял. Как и извечное стремление следовать примеру более сильного самца. А самый сильный — самый решительный, — подумал я, и эти слова в голове звучали не моим голосом, куда более поучительным, строгим… — Мне нужен авторитет. По крайней мере, чтобы не быть зарезанным во сне. Первые шаги я сделал».
Она оказалась на том же месте, лежала так же, как когда я уходил, словно и не двигалась вовсе. Сердце кольнуло, лицо обожгло, я бросился к ней проверить. Но тяжёлая рука Фиро легла мне на плечо, лицо у него было серьёзное:
— Декс… Тебя Ронт зовёт, он на улице. Не сорвись, прошу. Этот дерьмоглот близок с надзирателями, а для тебя следующая ошибка будет последней, — с беспокойством сообщил он.
Я ещё раз взглянул на Литу, а затем на друга, пусть и формального.
— Это важно, Декс. — сказал он и махнул головой.
— Чего мне ждать?
— Декс… Как же ты не вовремя всё забыл… — запнулся он. — Ничего хорошего. Этот сытый ублюдок часто кого-то уводит по ночам, обычно тех, на кого может надавить. Они возвращаются… Я не знаю, что с ними делают, но они всячески отказываются об этом говорить, — он приблизил морду и прошептал. — Однажды один не вернулся, хилый новенький.
— И никому, значит, ничего не известно?
— Только если надзирателям, а с ними у нас мало кто в ладах. Ронт… И ты, кстати, — сказал он без осуждения. — С Хавиром ты часто уходил.
— Хочешь сказать, крыса? — спросил я без агрессии, мне что-то в это сложно было поверить.
— При чём тут крысы? — удивился он.
— ЭЙ! ГДЕ ОН! — с улицы послышался глубокий бас.
— Иди давай, потом говна не оберёмся! — сказал он и принялся выталкивать меня из барака.
— Подожди, Фирс!
Я вырвал руку и метнулся к той лежанке, рядом с которой припрятал ребро под половицей. Я его успел прикрыть кучей тряпья, и ловко, будто фокусник, вытащил кость и быстро спрятал под балахоном.
— Вот теперь можно идти, — сказал я.
— Что там? — спросил Фирс, поглядывая на мой балахон.
— Громадный член, о котором тебе остаётся лишь мечтать во влажных снах! — ответил я и прошёл мимо него.
«Если тебе доверяет Декс — это не значит, что и я должен», — подумал я, задёргивая за собой полах.
На улице, у угла барака, я увидел того самого громадного зайца в чистой одежде, щекастый и с сытой мордой. Именно так и выглядят крысы…
— У тебя сегодня есть дела поважнее сна, — бросил он и приказал, будто подражая хищникам: — Пошли!
Но я не двинулся, стоял и смотрел на него недоумённо. И чем же он собирается давить? Думает, раз жрёт больше меня, то у меня яйца меньше? Мне кажется, в моей прежней жизни было выражение: «Чем больше шифоньер — тем я сильнее надеру его огромную задницу!» Ну или что-то в этом роде, главное — суть ясна.