Допустим, кто-то настаивает, что огромное расстояние, образовавшееся между чертой и согнутым водящим, взять "без одного", сиганув с черты, невозможно. Это шанс для водящего перестать водить. Он предлагает маловеру согнуться вместо себя и "доказывает", что прыгнуть возможно, и всем вменяется прыгать "без одного". Тот же, кто сомневался, либо тоже героически "берет", либо в последний момент опасливо тормозит, испугавшись снести с лица земли водящего и самому побиться. Или разгоняется сломя голову, отталкивается и всей своей массой восьмиклассника врезается в бесстрашный зад водящего, если, потеряв высоту, не застревает на согнутом и тем опять же не обрекает себя водить, то есть встает, согнувшись, на черту. И все повторяется известным уже образом.
Надо сказать, что прыжок, когда он на пределе - то есть, когда от последнего толчка, будь то с черты или с дополнительного шага, между тобой и водящим огромное непреодолимое расстояние, - выглядит вполне атлетически. Замечательно толкнувшись, подросток, почти юноша, летит, вытянув свои уже почти мужские руки, и кажется - толчка не хватит, не дотянутся руки до согбенной цели, но они дотягиваются, плотно ударяют ладонями по приготовившейся к худшему спине, пружинистый удар помогает довзметнуть уже терявшее полет тяжкое твое тело, руки на заячий манер оказываются меж раскинутых циркулем ног, и через мгновение ты опускаешься на мигом сомкнувшиеся собственные свои стопы, которые, между прочим, уже сорок второго размера.
Почти все время водит Валентина Кирилловна, задорная и свойская, ибо ей, хотя она, вытянув подъем и безупречно втягивая колени, замечательно, словно через коня в зале, прыгает через водящего, все же нелегко бывает "доказать" экстремальные расстояния "без одного" или "с одним", так что она великодушно и долго водит.
А прыгающие - сама галантность. Они чинно толпятся в очереди на разбег, красиво отталкиваются, узкой округлой спинки касаются деликатно, ни в коем случае не хлопая по ней обеими мужскими ладонями, и последний, на чей след предстоит продвинуться Валентине Кирилловне, старается сигануть умеренно, чтобы Валентина Кирилловна продвинулась недалеко, что исключит спорную ситуацию, когда придется совершать страшные огромные прыжки. Иначе говоря, он старается подольше сохранить одолимое расстояние "без одного", а потом, далеко перелетев задравшую навстречу свой круп маленькую женщину, создать безусловную ситуацию "с одним".
А она между тем спорных моментов хочет и ждет, а он не знает. Деликатно стукающие ладони ей приятны, но еще приятней, когда (она ждет этого всем своим ожиданием) на нее летит масса уже юноши, уже мужчины, и волей-неволей, чтобы не врезаться, масса эта - на мгновение - там, где лифчик (лифчик однажды даже лопнул по шовчику, но никто этого не заметил), когтит ей растопыренными пятернями спину, обрушивается всей тяжестью, и тяжесть эта, эта тяжесть, ну неповторимая тяжесть эта, утяжеленная инерцией, вминается в безошибочно и взаимно выпружиненную навстречу спину, чтобы, оторвавшись, тут же встать на мощные ноги и оставить позади в напрасном теперь поклоне согнувшуюся ее.
И, что ни говори, в этом весь мужчина. Летит на тебя из ниоткуда, громадный, тяжелый, в страшном полете простирая руки, накладывает на тебя эти огромные руки, чтобы вмяться, обрушиться - на миг, на всю жизнь, на секунду, на раз, на домотдыховские две недели - не поймешь на сколько, а ты только и можешь, что напрячься навстречу, но всегда безошибочно взаимно, и он расплющит, раздавит тебя, и непререкаемо опустит затем, где захочет, спокойные свои сорок второго размера стопы, чтобы неспешно и с достоинством вернуться к отмеряльному старту и занять свое место в очереди других мужчин...
Вот почему всякий раз даже при галантных прикосновениях вежливо ведущих себя и негогочущих восьмиклассников Валентина Кирилловна тихо постанывает, и тут... и тут, наконец, возникает спорная ситуация, когда взять "с одним" ну совсем немыслимо, а самому первому кто в очереди, прямо уже юноше, почти мужчине, это предстоит, хотя он и вправе стребовать, чтобы Валентина Кирилловна "доказала". Однако такое неудобно, тем более что свойская Валентина Кирилловна задорным и звонким голосом кричит: "Нет, с одним! Спорим, с одним! Вперед, мальчоныш, как в атаку, как папа сейчас!" А покричав не своим голосом, расставляет покрепче ноги, втягивает по-спортивному колени, сгибается и, нагнувшись, поглядывает через бок на разбег первого в очереди. С топотом десантника мчится тот к черте, идеально точно попадает на нее толчковой ногой, делает огромный шаг в воздухе, опять точно ставит стопу для решающего толчка... Толкается! Она теперь не глядит, она опускает голову, она выпячивает обмирающую спину. Господи! Ну! Она чувствует, как он летит, огромный и тяжелый, чтобы вмяться всем собой, и она поступает нечестно (а он бы "с одним" взял!), тихонечко охнув, незам-м-метно на милли-м-метр приподымает спину, и огромные ладони, ожидавшие обрести упор для завершения прыжка, сладко и б-больно не достигают куда следовало, и огромный вес летящего мужского организма не обрушивается, чтобы перелететь, а ударяется брючным своим передом в маленький напрягшийся, чтобы не разлететься вдребезги, обомлевший от женского ужаса задранный зад учительницы...
- Огулял! - возбужденно орут третьеклассники из окна четвертого этажа, а поскольку пять лет до восьмого класса, когда тоже можно будет огулять Валентину Кирилловну, третьеклассникам терпеть неохота, они от вожделения выбрасывают из окна четвертого этажа большую парту.
Сконфуженный случившимся, удрученный своей неудачей, сбивший с ног дружелюбную учительницу, подросток поспешно сгибается водить, но тут проходит инвалид с колокольчиком и урок на воздухе кончается.
А мальчики, учтиво толпясь, проводят, конечно, Валентину Кирилловну домой, и она будет идти и знать, что желанное ожидание не только не прошло, а наоборот, как-то совсем не пропадает, и она торопится домой, дабы поставить пластиночку, взять было книжечку, но потом как-то сумбурно и быстренько ее отложить и... н-наконец-ц-ц доиграть в дворовые наши игры-ы...
Книжечка, кстати, называется "Вешние воды"...
...Из темных всех углов выходят все они... и она выходит... девочка тоненькая... вызывается это все из молчания... из состояния... из дневного светлого воздуха... из полуслезы...
...Этот мальчик, ученик второго класса, ленив еще такой детской ленью, когда лень даже ничего не делать, и, если ты дома, не хочется даже делать то, что хочется делать, и он, хотя каждый вечер и вспоминает, но почему-то не кладет в портфель чернильницу, ведь в школе чернил нет, а если появляются, то тут же оскверняются карбидом.
Мальчик он маленький, но ему уже знакомо то, что останется потом на всю жизнь - везенье наживать или друзей, или врагов, а третьему не бывать.
Зачем он забывает принести чернила? Зачем обрекает себя на отчаянье и унижение - сейчас понять трудно. Это, вероятно, что-то из детских странностей, тем более что у него есть химический карандаш и ничего не стоит сделать из грифеля неплохие чернила с настоящими золочеными разводами на их лоснящейся черной лужице. А может быть, все происходит потому, что в комнате по вечерам горит коптилка и холодно, и ничего не хочется делать, и задали три столбика, и мало еды, и, в общем, вялость. Сумма детских этих вялостей, вероятно, и создает в школе страшную энергию, всегда жестокую и разрушительную, но зато недолгую - потому что от слабосилья и вялости результаты всегда хочется видеть быстрей.
Ну зачем он забывает чернила? Ведь - диктант, и Александра Димитриевна к нему совершенно безжалостна. Сейчас, обдумав все как следует, я берусь это утверждать.
Диктант. Дурацкий какой-то диктант. Уже и на улице посерело, и хорошо видна тетрадка в три косых. Чистая. Где их доставали, теперь понять невозможно. "Савраска увяз в половине сугроба...". Сав-рас-ка у-вяз - а ты почему не пишешь? Я чернила забыл - бормочет мальчик - в по-ло-ви-не су-гро-ба... так и не будешь писать?.. я чернила забыл... что же мне с тобой делать? - вопрошают седые букли плоской старой стервы... что мне с тобой делать, забывчивый мальчик, срываешь всем работу, да?.. - можно макнуть?.. две па-ры про-мерз-лых... промерзлых - это когда что-то простывает, заледеневает насквозь... знаем-знаем!.. можно макнуть у кого-нибудь, Александра Димитриевна?.. значит, ты и не начал писать?.. лап-тей... ну-ну, макни, если получится...