горланит Вася знаменитый «ответ» на знаменитую песню, намеренно перевирая строчку «от майоров и выше», дабы комсоставский текст одомашнить.
Уж и гуляет он, и поет, и несет такую околесицу, что забывает помочь вытащить капитанов чемодан, а просто провожает начальство до дверей, бесшабашно вопя лакейскую переделку другой известной песни:
Остальные ведут себя тихо. Челдон, молодой парнишка, завороженный трельяжем, то и дело подходит к сверкающим створкам, шевелит их и всякий раз изумленно обнаруживает, что можно видеть себя сразу со всех сторон. По этому случаю ему идеально удается создать позади на гимнастерке встречную складку, точно сориентировав ее по центральному шву галифе. Лукоянов же соскабливает крепким, но треснувшим в одном месте ногтем водоотталкивающее вещество с коробки от яичного порошка и на спичке проверяет — воск ли это, потому что на глаз получается, что это воск без обмана, к тому же глубокая бороздка от ногтя на серой картонной поверхности по виду точь-в-точь такая же, какая бывает на свечке.
Но вот пир кончается. Вот уже всё поели-попили, всё допили-допили. Окурков на столе больше, чем объедков, хотя кажется, объедков тоже полно. Кажется даже, что одни объедки и есть, а их как раз и немного — корок нету, всё съели; большая сковородка, черная и неприкасаемая, имеет на своем дне стеариновые пятна и полосы, не прихваченные вытиравшим ее хлебом. Консервные банки тоже являют нутро с клочками белого жира, меж которых видны синеватые разводы по олову. Три пустые бутылки — прежде, пока в них был «Тархун», зеленые-зеленые, — теперь прозрачны и бесцветны, но стекло их все же как бы зеленится, особенно недоброкачественные линзы дна.
Все это делается резко видно, когда Вася распоряжается включить электричество. И хотя лимит уже исчерпан, и может быть большая неприятность от соседей, МОГЭС'а или милиции, Вася велит Лукоянову свет включить, и тот делает это с помощью небывало уважаемых в народе шила и гвоздя, воткнув гвоздь и шило, острое стальное, в провода на подходе к ограничителю.
И стало резко, ярко, но не хорошо. Все вдруг оказались бледными, а комната, лишившись потемочных теней, непривычная уже к электрическому свету, утратила величину и объем.
И свет выключили.
А Вася мельтешится и суетится. Он ведь сейчас ляжет на койку с Ольгой, а оставшиеся с ночевой однополчане — на пол, куда сложено все пригодное для постелей. Ситуация будоражит его, и он даже не подозревает, что немного стесняется.
— Отделение ложись, за муде свои держись! — выкрикивает Вася прибаутки, а когда керосиновая лампа, будучи сперва прикручена, задувается и по жилью ползет несильный керосиновый смрад, и потемки становятся тьмой, Вася еще мотается по комнате, переступает подчиненных, ударяется об стол, и на что-то падает пустая бутылка.
— Ща, ребя, маскировку отогнем, Ольга вот токо расстегнется!
Вот он отгибает маскировку — лист черной, мятой и ломаной от скручиванья и раскручиванья толстой бумаги, с двумя рейками по верху и по низу, — от этого в комнате светлеет потолок и слегка обозначаются серые рельефы.
Наконец он забирается к Ольге, которая из-за глухоты что-то неслышно-неслышно и на всякий случай непонятно и умильно шепчет, чтобы не обнаружить ненужное посторонним ласковое слово; а Вася и на койку ложится с прибауткой:
— Челдон в Челябу, а Русь на бабу!
И нескончаемо вертится в постели, прислушиваясь, уснули однополчане или нет, а те вроде и всхрапнули по разу, и слюнями поперхнулись, и на бок перевернулись, а он все никак не уймется.
— Лукоянов! — вдруг орет Вася, хотя наконец вроде бы затих, а Лукоянов уже даже и носом свистнул.
— А? — выдергивается Лукоянов.
— На! Проверка слуха!
— А вот — два! — дерзит пожилой Лукоянов и с места засыпает.
Но Вася есть Вася и в накопившейся тишине он снова гавкает:
— Челдон!
— Чо?
— Через плечо!
Молчание. Челдон сильно хочет спать.
— Челдон!
Челдон спать хочет ужасно, но пересиливает себя, чтобы подслушать командирскую любовь.
— Челдон!
— Ну?
— Баранки гну!
Тут мезозойская нервная система челдона, таежным инстинктом поняв, что толку не будет, сдается сну, хотя приказ есть приказ и челдон держится, за что велел держаться отделению лейтенант. Так что вскоре, вместо упущенной командирской, челдону снится любовь собственная, да с такой встречной складочкой посередке, что, как поедешь, так доедешь, только сперва догнать никак не выходит.