Но все остальные с серьезным видом покачали головами, кроме самнита Мария Эгнатия, коллеги Мутила по военному совету. Не поддержал Мутила и Силон, хотя и признал правоту его слов.
Как ни настаивали самниты, ответ был один: это было бы неправильно.
Побоище в Аскуле также не произвело должного впечатления. Глава пиценов Гай Видацилий отказался послать гарнизон в город для отражения ответных мер Рима. Ответные меры римлян будут приняты нескоро или же, по его мнению, их может не быть вовсе.
– Мы должны выступить! – снова и снова призывал Мутил. – Крестьяне говорят, что это нужно сделать в течение зимы, нет причин откладывать до весны! Мы должны выступить!
Но выступать не хотел никто, и никто не двинулся с места.
Именно поэтому первые признаки бунта были замечены среди самнитов. Никто не рассматривал событие в Аскуле как восстание. Город просто устал терпеть гнет и отомстил. Самнитское же население, достаточно многочисленное в Кампании и сильно перемешавшееся с римлянами и латинянами, в течение поколений накапливало свое недовольство и ненависть, которые вылились в восстание.
Сервий Сульпиций Гальба доставил первые конкретные сведения о нем, явившись в Рим в феврале потрепанным и без свиты.
Новый старший консул, Луций Юлий Цезарь, сразу же созвал сенат для слушания сообщения Гальбы.
– Я был узником в Ноле в течение шести недель, – поведал Гальба притихшей палате. – Я послал весть о моем возвращении, прежде чем доехал до Нолы. В мои намерения не входило посещение Нолы, но поскольку я находился поблизости, а в Ноле многочисленное самнитское население, в последний момент я решил завернуть туда. Остановился у одной старой женщины, матери моего лучшего друга – римлянки, разумеется. И она рассказала, что в Ноле творятся странные вещи. Вдруг римлянам и латинянам стало невозможно покупать на рынке товары, даже продукты! Ее слугам пришлось на повозке отправиться в Ацерру за припасами. Когда мы шли по городу, вид моих ликторов и солдат вызывал у толпы крики и шиканье, но никак нельзя было установить, кто ответствен за такое поведение.
Гальба был подавлен, опасаясь, что повесть о его приключениях окажется не слишком воодушевляющей.
– Ночью, после моего прибытия в Нолу, самниты закрыли городские ворота и полностью заняли город. Все римляне и латиняне были арестованы и находились в своих домах под охраной. Самниты стояли у всех входов и выходов. И там я оставался до тех пор, пока принимавшей меня женщине не удалось три дня назад отвлечь внимание стражи от задних ворот, чтобы на время выскользнуть из дома. Одетый самнитским торговцем, я сумел бежать через городские ворота прежде, чем была послана погоня.
Скавр наклонился вперед.
– Видел ли ты кого-нибудь из начальников во время твоего заключения, Сервий Сульпиций?
– Никого, – ответил Гальба. – Я разговаривал только со стражниками у главных дверей.
– И что же они тебе говорили?
– Только то, что в Самние восстание, Марк Эмилий. Я не могу ручаться за то, что они говорили правду, поскольку, когда я предпринял попытку бежать, то в дневное время прятался от каждого, кто выглядел, как самнит. Но когда я добрался до Капуи, то обнаружил, что там никто не знает о восстании, по крайней мере в этой части Кампании. Днем ноланские самниты держали одни ворота открытыми и делали вид, что все в порядке. Когда я рассказал в Капуе, что со мной случилось, они были изумлены. И обеспокоены, должен добавить! Дуумвиры Капуи попросили меня прислать им дальнейшие распоряжения сената.
– Как ты питался во время заключения? Что, твоей хозяйке разрешили делать закупки в Ацерре? – спросил Скавр.
– О, пищи было очень мало. Хозяйке действительно разрешили покупать ее в Ноле, но только некоторые продукты и по разорительным ценам. Ни одному римлянину или латинянину не позволили выйти из города, – отвечал Гальба.
Во время слушания сенат был заполнен. Когда комиссия Вария бездействовала, это сказывалось на объединении рядов сенаторов в стремлении к какому-нибудь драматическому зрелищу, которое могло бы заменить яркие впечатления от комиссии Вария.
– Можно мне сказать? – спросил Гай Марий.
– Если никто более старший не пожелает говорить, – холодно отвечал младший консул Публий Рутилий Лупус. Он получил фасции в феврале и не был сторонником Мария.
Никто не вызвался выступать раньше Мария.
– Если Нола держит под арестом своих римских и латинских граждан и подвергает их лишениям, то не может быть сомнений – Нола подняла восстание против Рима. Давайте разберемся: в июне прошлого года сенат направил двух своих преторов, чтобы они расследовали то, что наш уважаемый консулар Квинт Лутаций назвал «италийским вопросом». Около трех месяцев назад претор Квинт Сервилий был убит в Аскуле, как и все римские граждане города. Около двух месяцев назад претор Сервий Сульпиций был схвачен и подвергнут заключению в Ноле, как и все прочие римские граждане города.
Два претора и два ужасных инцидента: один на севере, другой на юге. Вся Италия, даже в самых ее глухих уголках знает и понимает значение и важность римского претора! Хотя в одном случае, отцы сената, совершено убийство, а в другом случае – долговременный арест. Благополучный конец заключения Сервия Сульпиция целиком зависел от стечения обстоятельств, позволивших ему бежать. Однако, как мне кажется, Сервий Сульпиций также должен был умереть. Два римских претора – и оба с полномочиями proconsular imperium! И на них напали, не боясь ответных мер. О чем это свидетельствует? Только об одном, отцы сената! Аскул и Нола отважились на это, чувствуя свою защищенность от ответных мер!
Палата сидела, стараясь не упустить ни одного слова, сказанного Марием. Делая паузы, он переводил взгляд с одного лица на другое, отыскивая отдельных слушателей, например, Луция Корнелия Суллу, глаза которого заблестели, или Квинта Лутация Катула Цезаря, на чьем лице запечатлелся забавный испуг.
– Я был виновен в том же самом преступлении, что и все вы, отцы сената. После смерти Марка Ливия Друза ни один не сказал мне, что может разразиться война. Я начал плохо о нем думать. Когда ничего не произошло после марша Силона на Рим, я начал считать, что это еще одна уловка, чтобы добиться гражданства. Когда марсийский Делегат передал главе нашего сената объявление войны, я не обратил на это внимания, потому что оно исходило только от одного из италийских народов, хотя в делегации были представлены восемь народов. И я – честно признаюсь – не мог в глубине души поверить, что в наши дни какой-либо из италийских народов может начать войну против нас.
Он сделал несколько шагов, пока не оказался у закрытых дверей, откуда мог видеть всю палату.
– То, что рассказал Сервий Сульпиций, полностью меняет дело и проливает свет также на события в Аскуле. Аскул – город пиценов. Нола – город кампанских самнитов. Ни тот, ни другой не являются римской или латинской колонией. Я думаю, мы должны прийти к заключению, что марсы, пицены и самниты объединились против Рима. А может быть, и все восемь народов, приславших к нам депутацию некоторое время назад, участвуют в этом союзе. Я думаю, что, передавая главе сената формальное объявление войны, марсы предупреждали нас об этом событии, в то время как другие семь народов не позаботились о таком предупреждении. Марк Ливий Друз неоднократно говорил нам, что италийские союзники находятся на грани войны. Теперь я верю ему и, кроме того, думаю, что италийские союзники уже переступили эту грань.
– Ты действительно веришь, что опасность войны существует? – спросил верховный понтифик Агенобарб.
– Да, Гней Домиций.
– Продолжай, Гай Марий, – сказал Скавр. – Я хотел бы выслушать тебя, прежде чем выступлю сам.
– Я мало что могу добавить, Марк Эмилий, кроме того, что мы должны провести мобилизацию, причем очень быстро. К тому же необходимо приложить усилия, чтобы выяснить масштабы этого союза, созданного против нас. Мы должны двинуть все имеющиеся у нас сейчас войска на защиту наших дорог и доступа в Кампанию. Следует также разведать отношение к нам латинян и то, как наши колонии во враждебных регионах собираются выжить, если начнется война. Тебе ведь известно, что у меня большие земли в Этрурии, как и у Квинта Цецилия Метелла Пия и у многих других в семье Цецилиев. Квинт Сервилий Цепион также обладает большими участками земли в Умбрии, а Гней Помпей Страбон и Квинт Помпей Руф владеют Северным Пиценом. По этим соображениям мы должны удержать Этрурию, Умбрию и Северный Пицен в нашем лагере, если, конечно, немедленно начнем переговоры с их местными предводителями. Кстати, что касается Северного Пицена, то его местные предводители сидят здесь, в палате, – Марий слегка повернулся к главе сената Скавру. – Не говорю уже о том, что я должен лично командовать военными силами Рима.