Кладу руку ему на бедро, и его глаза встречаются с моими.
— Я не хочу возвращаться домой, — тихо говорю я.
Он хмурит брови.
— Это и есть твой дом.
— Но...
Покровитель отстраняет меня, нежно прикладывая палец к моим губам и качает головой.
— Вернее не так, любовь моя. Твой дом рядом со мной.
Право собственности на землю и хижину с моим именем тоже подтверждает это. И, возможно, Коди, избегающая меня и молча выгнавшая меня из дома своим неодобрением, тоже согласна с этим.
Мои мышцы внезапно сводит спазмом, словно я должна была почувствовать толчок боли, которую ощущала каждые несколько минут в течение двух дней в постели. Но... здесь я не чувствую боли. В присутствии Покровителя ее нет.
Мои глаза распахиваются.
— Я привязана к этой земле.
Он возвращает руку на мою щеку.
— Ты привязана ко мне.
Накрываю его руку своей и смотрю в его темные глаза при свете луны.
— Тогда почему мы не можем остаться вместе? — шепчу я.
Меланхоличная улыбка искривляет его губы.
— Мы принадлежим к разным мирам. Ни один из нас не может оставаться в чужом царстве без тяжелых последствий.
— Тогда как же ты стал Покровителем Ведьм? — спрашиваю я. — Как мне стать такой же, как ты?
Он поднимает мои руки вверх, нежно целуя костяшки пальцев и держа наши руки между собой.
— Иронично, не правда ли, что люди желают бессмертия и божественности, в то время как сами боги произошли от людей?
Я усмехаюсь, закатывая глаза.
— Не говори со мной загадками.
Внезапно я ударяюсь спиной о стену, и Покровитель сжимает мое горло своей рукой, а его ониксовые глаза пылают.
— Помни свое место, ведьма, — предупреждает он глубоким, властным голосом.
Я тяжело сглатываю.
— Да, Господин.
Его хватка ослабевает, и он внимательно изучает меня.
— Поверь, такое положение, как у меня, тебе не нужно.
Резко выдохнув, я осмеливаюсь спросить:
— Когда же мы сможем видеться?
Тепло медленно спускается от шеи к груди, когда Покровитель кладет ладонь на мое бешено колотящееся сердце.
Его взгляд, наконец, встречается с моим, и выражение лица становится убийственно серьезным.
— Во время шабаша и в полнолуние, но не более того.
Он сжимает мою челюсть, заставляя меня поднять на него глаза.
— Понимаешь, тебе небезопасно часто бродить между мирами, также как и мне.
Заставляю себя кивнуть, насколько это в моих силах.
— Саманта, — звучит мое имя из уст Дьявола.
— Я понимаю.
Наконец, Покровитель отпускает меня и делает шаг назад. Его глаза заметно блестят, когда он окидывает взглядом мое тело.
И только тогда я понимаю, что все еще нахожусь в безразмерной футболке, спадающей до середины бедра, а под ней надеты большие «бабушкины» труселя.
Одергиваю край футболки.
— Как я уже сказала, я валялась в постели.
Он тихонько хмыкает, не скрывая, что пялится на меня.
— Жаль, что мы не можем задержаться.
Коротко улыбаюсь в ответ.
— Покровитель...
— Называй меня по имени, Саманта, — перебивает он. — Я больше не Покровитель и не Дьявол для тебя. Не обращайся ко мне иначе, кроме как по имени.
Рассеянно облизываю губы.
— Николас... Чем мне здесь заниматься, пока тебя нет?
На его лице появляется лукавая ухмылка, и он выпроваживает меня из рабочего кабинета обратно в главную комнату.
— Конечно же, являться лесной ведьмой.
Румянец заливает мою шею и согревает щеки.
— Я буду здесь совсем одна.
Николас прижимается ртом к вене на моей шее и шепчет мне на ухо:
— Стоит ли мне напомнить тебе, что наш путь сопряжен с одиночеством?
Я поворачиваюсь к нему лицом, чтобы сохранить в памяти его образ: обсидиановые глаза и вороньи лапки в их уголках, волнистые черные волосы, рассыпающиеся по плечам, темную щетину вокруг самых восхитительных губ, которые я когда-либо пробовала, черное одеяние и сапоги.
— Ты не будешь совсем одна, — уверяет он.
Его рука лежит на моей шее, и Николас с тоской смотрит на меня.
— Вернее, не всегда будешь одна…
— Ты сказал, что иногда заглядываешь в хижину, — тихо говорю я. — А что еще здесь есть?
Он наклоняется и оставляет на моей шее дорожку из мягких поцелуев, от которых у меня подгибаются пальцы на ногах и трепещут веки. Щетина на его лице щекочет меня.
А его голос имеет самый греховный и соблазнительный тембр, который когда-либо звучал в моих барабанных перепонках, когда он произносит:
— Все, что пожелает твое сердце.
Глупый вопрос, но я все равно задаю его.
— Включая тебя?
Его рот вибрирует на моей плоти от легкого смеха.
— Иногда.
Он отстраняется, но я захватываю его губы своими, целуя Дьявола до тех пор, пока у меня не перехватывает дыхание и я не начинаю отчаянно желать его снова.
Николас отстраняет меня, задыхаясь.
Затем он смеется, и свет огня отражается от его ухмылки.
— Ты станешь моим концом.
— Ты уж точно мой конец, — шепчу я в раздражении, прикрывая глаза в знак поражения.
Николас делает паузу, прежде чем мягко произносит:
— Добро пожаловать домой, моя ведьмочка.
Уголки моих губ приподнимаются, и я открываю глаза, чтобы посмотреть на полубога, который полностью и основательно изменил каждую частичку меня.
Но его там нет.
Хижина погружается в темноту, свечи не горят, а в камине нет даже крошечного тлеющего уголька.
На деревянный пол ложится блик света.
— Николас?! — восклицаю я, бросаясь к двери на другом конце комнаты.
Распахнув дверь, попадаю в слабо освещенную спальню.
Мою спальню.
Оглядываюсь через плечо — я все еще нахожусь в Хижине Дьявола. И все же, вся обстановка в моей спальне каким-то образом находится здесь и все расставлено точно так же, как и в нашем с Коди доме.
Оглядываюсь по сторонам и двигаюсь к выходу, выглядывая за дверь.
Меня встречает только ветер, заставляющий деревья дрожать, словно они машут руками.
— Николас? — окликаю я, закрывая дверь. — Это не смешно.
Снаружи вновь поднимается ветер, и хижина стонет, оседая.
Сердце замирает в груди, пока я обыскиваю ветхую хижину, резко распахивая кривые двери, пока они не слетают с петель и не поднимают в воздух пыль.
Его нигде нет, но все, что принадлежит мне из того дома, находится здесь, в тех местах, где это необходимо… В этой старой, разваливающейся на части хижине.
Боль от того, что меня покалечили, быть может, и исчезла, но на смену ей пришла необычная пустота в груди, от которой меня тошнит.
Дьявол заполучил меня именно такой, какой хотел: разбитой, одинокой, изолированной и жаждущей Его.