— Лишние обрезать? — ласково спросила Баба Яга.
— Нет, — возразила избушка и бодро затопала по асфальту мимо остановки, мимо киоска с квасом, мимо стоянки машин… Прямо по направлению к Тридевятому Царству.
Глава 3. Мы едем, едем, едем
— Тря-сёт о-чень, — чуть не прикусив язык, проговорила Юлька, обеими руками держась за лавку. — Под-вес-ка — дрянь.
— По-то-му что че-ты-ре, ой, ноги, — объяснила Баба Яга. — Не та модель.
— Вы её по-са-ди-те на ве-ло-си-пед, — предложила Юлька. — Ай! На ве-ли-ке плав-но е-хать — ой — мама!
Баба Яга представила, как её избушка взгромоздилась на велосипед и крутит слоновьими ногами педали.
— Тер-пи, ско-ро бу-дем, — сказала она.
Долго ли, коротко ли они ехали, про то история умалчивает.
— Тпру! — закричала наконец Баба Яга.
Избушка затормозила и начала клевать что-то на земле. Баба Яга и Юлька выпали из двери прямо в руки Кощею Бессмертному, который совершал вечерний моцион — двадцать кругов вокруг своей пещеры.
— Чтой-то ты вся вибрируешь, старая? — удивлённо спросил Кощей, держа Бабу Ягу в объятьях. — Не женщина, а отбойный молоток.
— Уф, растряс-тряс-ло, — объяснила Баба Яга. — Фу, ну и избушка… Испытания для космонавтов в ней устраивать или яйца на омлет взбивать. Ох! А мы ведь к тебе, Кощеюшко, по делу. Вот эта девочка хотела бы знать, почему ты такой худой.
Кощей насупился, исподлобья глядя на Юльку.
— Подумаешь, — обиженно сказал он. — Ну худой. Зато умный. Тебе, конечно, хорошо, ты вон какая славненькая, аппетитная. А меня природа обидела: кожа да кости.
— Да нет! — закричала Юлька. — Это меня природа обидела, я толстая. А вы очень даже ничего, хотя и немолодой. Такой элегантный.
Кощей недоуменно посмотрел на Юльку, думая, что она над ним насмехается.
— Нет, серьёзно. Как вам удаётся сохранить такую фигуру? — спросила Юлька. — Диета? Гимнастика?
— Пушкина надо читать, — буркнул Кощей. — Пушкин совершенно чётко сказал: «Там царь Кощей над златом чахнет». Возьми всё своё золото и чахни над ним, будешь тощая, как я.
Юлька постаралась вспомнить, сколько у них в семье золота. Мамино обручальное кольцо, папино обручальное кольцо, мамина золотая медаль за окончание школы. Над таким количеством золота много не начахнешь.
— Ладно, заходите в пещеру раз пришли, — недовольно сказал Кощей.
— Вот спасибо, Кощеюшко, вот и ладно, — Баба Яга ловко прыгнула в пещеру, пока хозяин не передумал. — А то я как представлю ночлег в нашей кишковзбивалке на курьих ножках… Бр-р! А утром мы в город пойдём, к царю Паслёну.
— Не ходите к царю, горе у него, — нахмурился Кощей, ставя на стол остывшие вареники. — Дочку Змей Горыныч унёс.
Баба Яга всплеснула рукам и:
— Царевну Смеяну? Ах, батюшки, беда какая! А богатырям сказывали?
— Илья Муромец в загранкомандировке в Интерполе. Добрыня Никитич на больничном: ногу сломал, пиная в целях воспитания Идолище Поганое. А Алёша Попович съездил к Змею да говорит, не нашёл состава преступления.
— На что ему состав какой-то? — не поняла Баба Яга. — Девку бы лучше поискал.
— Так он девку составом и обзывает… Не знаю я, всё нынче по-новому. Не ходите к Паслёну, гневен он.
— Бабушка, а почему царя так странно зовут? — спросила Юлька, когда они легли спать на громадную, как аэродром, русскую печь.
— Имя как имя — Паслён Горохович. Про царя Гороха слыхала? Сынок евоный. Значит, он уже израсходовал все желания волшебного перстня, а то дочку бы мигом вызволил. Или забыл про перстень? Ай, как царевну жалко…
— Её Змей Горыныч съест? — спросила Юлька.
— То неведомо, — отрезала Баба Яга. — Спи.
Глава 4. За дружбу обидно
Юлька шла по столице Тридевятого Царства с гордо поднятой головой и ощущала внутри себя тихое блаженство. Её со всех сторон обтекала толпа, состоящая в основном из пышных древнерусских красавиц в сарафанах, колышащихся вокруг необъятных талий. Юлька чувствовала себя тонкой, как тростиночка, и жалела только об отсутствии Митьки-злодея. Вот он посмотрел бы! У него бы язык отпал дразниться!
— Бабушка, а почему они все такие толстые? — спросила Юлька шёпотом, чтоб толстушки не обиделись.
Баба Яга непонимающе посмотрела на девочку, потом сообразила:
— Они не толстые. Они красивые. Понимаешь, в каждом веке своя красота. В твоё время, я так поняла, нравится, чтобы рёбра у женщин торчали наружу, как у обглоданных селёдок. А у нас хорошо, если женщина собой видная, гладкая, с румянцем во всю щёку, бровями вразлёт… Ты как раз такая и есть. Ты, конечно, ещё малявка, но коли лет через семь у тебя будут проблемы с женихами, я тебя опять сюда завезу. Тут все царевичи и богатыри друг с другом биться будут, чтоб тебя в жёны заполучить. Боюсь, как бы дело до смертоубийства не дошло.