— Да.
— Это его сын?
— Да что вы? У месье Ле Гоффа отродясь не было ни жены, ни детей. Он никого не любит.
Мари присела на корточки перед неподвижной фигурой возле кровати.
— Хотите с ним поговорить? Зря стараетесь! — воскликнула булочница. — Он никогда не отвечает.
И правда, существо как было, так и оставалось неподвижным.
— С самого утра так сидит, — вздохнула булочница. — Прям как побитая собака.
— Сколько тебе лет? — обратилась Мари к скрюченному существу.
— Неизвестно, — вместо него ответила булочница. — Может, пятнадцать, а может, и все восемнадцать.
— А у месье Ле Гоффа нельзя разузнать?
— Да я его сколько раз спрашивала, дескать, что за парнишка у вас живет. Но он ни гугу.
— Как тебя зовут? — продолжала выпытывать Мари у лохматого создания.
— Говорю вам, зря стараетесь. Он ничего не видит. И не разговаривает. По-моему, он глухой. Как и старик.
— Ты меня слышишь? — не отступалась Мари.
— Да он, видать, умственно отсталый, — бросила булочница. Похоже, ее раздражало, что Мари тратит время, задавая бессмысленные, с ее точки зрения, вопросы.
«Мне было неловко, — сказала Мари. — Булочница говорила о нем так, словно его тут не было. Не знаю, замечали вы раньше или нет, но люди часто позволяют себе подобное в присутствии стариков, маленьких детей и больных».
— Что вы намерены с ним делать? — спросила Мари.
— Я? — удивилась булочница. — Ничего! — Она рассмеялась, настолько нелепым показался ей вопрос.
— Но ведь нельзя оставлять его одного! А в больницу его не возьмут.
— Так что вы от меня-то хотите? У меня с собаками забот хватает!
Мари не могла сердиться на эту славную женщину, которая добровольно опекала глухого старика. «Поль, то есть мой покойный муж, пастор Вагнер, — прошептала она, — часто повторял, что нельзя требовать от человека больше, чем он в состоянии дать. Не каждый из нас достаточно вооружен, чтобы противостоять невзгодам, и не каждый наделен равным даром любви к ближнему. Дар есть дар, и не важно, мал он или велик. Его суть не в показной, а в искренней заботе о других».
Мари попросила булочницу сходить в комнату старика за ее медицинским саквояжем — она хотела осмотреть парнишку. В ожидании ее возвращения она вышла в запущенный садик; то воскресное утро выдалось морозным, и холод проникал до костей, в губы при каждом вдохе впивались тысячи ледяных иголок. Но ее грудь полнилась добротой, навеянной природой, а сердце билось так сильно, что вздрагивали отвороты пальто. Стоя в этом безлюдном месте, она думала о том, что сейчас на нее смотрят Господь и покойный муж. Мари вернулась в хижину, внимательно осмотрела и послушала юношу — состояние его здоровья не внушало никаких опасений: лимфатические узлы не увеличены, ни намека на опухоли, легкие и кишечник в норме. Она звякнула стетоскопом возле уха пациента и поняла, что он вовсе не глухой. Под коркой грязи угадывалась белая, цвета слоновой кости, кожа. Глядя на развитую мускулатуру слепого, Мари решила, что ему лет восемнадцать.
Она села в машину и выехала на шоссе, ведущее из Куэрона, чтобы дождаться «скорую» и проводить ее прямо к дому; без ее помощи медики могли еще долго проплутать, а старику требовалась срочная госпитализация — дыхание у него становилось все более затрудненным.
Булочница и слепой юноша молча сидели у постели больного. Мари вгляделась в его бледное, словно выцветшее лицо, наводившее на мысль о выгоревшей на солнце книжной обложке, и обнаружила на нем явственные признаки близкой кончины. Булочница надела ярко-оранжевое шерстяное пальто, перетянутое в талии кожаным поясом; она держала перед собой раскрытые ладони, словно читала невидимую Библию. На слепого падала ее тень; в слабом свете ночника его лицо выступало белым пятном с размытыми чертами. Весь дом был погружен в какую-то первозданную тишину, будто замкнулся в собственном благочестии, и Мари осмелела. Открывшаяся взору картина живого человеческого участия наполнила ее сердце извечным немым восторгом, и она решила, что на несколько дней заберет юношу к себе, чтобы скрасить его мучительное существование хотя бы малой долей радости. Потом, как ягненка со сломанной ножкой, она вернет его назад в стадо, убедившись, что косточки срослись и он может передвигаться самостоятельно.
«Скорая» уехала. Молодой человек безропотно позволил отвести себя к машине. Мари попрощалась с булочницей; та смотрела, как они ковыляют к автомобилю, с несомненным чувством облегчения: с нее сняли груз ответственности за это странное существо.