— Мистер Руссо, я не могу…
— Почему она сделала это? Я знаю, Келли советовалась с вами. — Его обижало последнее. Келли обсуждала это не с ним, а еще с кем-то посторонним. И он ничего не смог поделать.
— А почему вы ее не спросите об этом?
— Я собирался. Но прежде хотел обратиться к вам, чтобы выяснить, что именно происходит. — Стив снова выругался. — Я не хочу ее обидеть.
На другом конце провода Марта Куртис позволила себе долгую паузу. Она ждала чего-то другого, кроме телефонных разговоров. Пятнадцать лет работы психотерапевтом научили ее владеть ситуацией.
— Я знаю, у нее есть проблемы, — сказал Стив. — Она рассказывала мне о встрече с отцом. Я думал, что наши отношения продолжают развиваться. Но, увы. Вот как вы решаете ее проблемы! Запрещаете встречаться со мной?
— Келли сама принимает решения, мистер Руссо.
— А вы соглашаетесь, — он быстро вставил фразу, как адвокат на перекрестном допросе.
Доктор Куртис очень осторожно выбирала слова.
— Я посмотрела свои записи. Вы считали, что для решения проблем Келли нужна только ваша любовь.
Все правильно. Он был просто дураком, когда предложил любовь женщине, которая в ней нуждалась. Стив ругал себя последними словами с той поры, как получил от Келли письмо. Не хватало еще, чтобы Марта Куртис его поддевала.
Он переоценил свои возможности, настаивая на том, что один сможет вылечить ее. Этакий прекрасный принц из сказки, к несчастью, неправильно отгадавший загадки. Он обманул ее ожидания, и она ему отказала. Но это еще не конец. Стив задумался.
Доктор Куртис слышала, как за стеной офис жил обычной жизнью, раздавались телефонные звонки, можно было уловить обрывки разговоров.
— Насколько я знаю, Келли решила возобновить ваш контракт и отказаться от мужчин, — прервал молчание Стив.
— И что вы собираетесь предпринять?
— Ворваться, потребовать объяснения. — Он почти был готов сделать так, как сказал.
— А она хочет вас видеть?
— Нет, судя по письму. Но оно было написано три недели назад.
— Вы думаете, что Келли изменила решение?
— А как я могу узнать, если не могу с ней встретиться. Вы знаете об этом?
— Мне нечего вам сказать.
Стив перестал шагать вокруг стола и сел в большое кожаное кресло. Он сжимал и разжимал кулаки. Ему казалось, что его нервы были в таком состоянии, словно их пропустили через машину для уничтожения бумаг. Голова раскалывалась. Боль была в самом сердце.
— Вы знаете, как она себя чувствует? Я — нет.
Голос доктора звучал мягко, с извиняющейся интонацией:
— Я связана по рукам, Стив, и не могу вам сказать, о чем мы говорим. — Он это знал, как знал и другое, что именно здесь, в этом кабинете, Келли могла выговориться.
Сдержанно попрощавшись, он повесил трубку. Стив запихал бумаги в папку, назвал секретарю номер телефона, по которому просил ее позвонить и, в случае, если она дозвонится, передать, что он будет в офисе после двенадцати. Утомленный разницей во времени, истерзанный гневом и непониманием, Стив готов был вот-вот сорваться. Ему необходимо было поговорить с Келли. Он не может ее потерять.
Стив думал, что оставит свои муки и думы в клубном бассейне. Он хотел так физически выложиться, чтобы взвыл каждый мускул. Вернуть Келли — стало его целью. Чувства переполняли, но ему необходимо было выработать свою стратегию. Для того чтобы принять правильное решение, необходимо быть хладнокровным, отдохнувшим и собранным. В отличие от его решений в бизнесе, здесь на карту были поставлены его сердце и жизнь.
Корделия бросила на пол пачку «Геральд Трибьюн», положила свою папку на край стола Келли.
— Как у тебя здесь мрачно.
Келли оглядела свой пыльный офис, затасканные подшивки газет на полках.
— Что еще нового?
— И пахнет тоже.
Келли виновато покосилась в сторону мусорной корзины. Никаких остатков старых завтраков.
— Так пахнет старая типографская краска. — Хотя точно знала, что не этим. Она чувствовала запах уже целый месяц. Слезы, вот что.
— У тебя есть тайный поклонник? — вежливо спросила Корделия.
— Нет. — Загрузив себя работой, Келли пыталась отвлечься от того, что терзало ее сердце.
Корделия внимательно изучала свои ногти.
— За тобой никто не следит?
Келли попробовала углубиться в работу, стараясь как можно тише шуршать газетой. Вдруг ей показалось, что нервы покрылись инеем от страха.
— Как это?
— Тебе не передавали сообщение? Звонила какая-то женщина, спрашивала, здесь ли ты?