Хаккет принялся было возбужденно тараторить, но я велел ему заткнуться. Он не унимался. Тогда я сказал, чтобы он выкладывал, но только побыстрее.
— Просто невероятно, — заявил он, поймав мой взгляд и выбирая слова, — чтобы кто-то из них выстрелил в меня отсюда, через открытую дверь, а я ничего не заметил.
— Вы мне уже это сказали в ванной. А еще вы сказали, что не помните, открыты или закрыты были ваши глаза, и если открыты, то куда вы смотрели, когда раздался выстрел. — Я вплотную наклонился к его физиономии. — А теперь слушайте. Если вы вообразили, что это я или Вульф стреляли в вас, я вам живо прочищу мозги, которые, судя по всему, весьма в этом нуждаются. Один простой факт: пуля, задевшая ваше ухо и пробившая спинку кресла, неминуемо должна была прилететь только через эту дверь из гостиной. Она не могла прилететь ни из прихожей, ни еще откуда-нибудь, потому что еще не изобрели пистолетов, стреляющих по кривой траектории. Кто виноват, что вы смотрели непонятно куда или вообще зажмурились, а может, временно ослепли? Сейчас от вас требуется лишь одно — сидите тихо в кресле у стены, не двигайтесь и помалкивайте.
Он что-то проворчал, но подчинился. Я осмотрелся. Если допустить, что стреляли из гостиной, то теоретически пистолет или остался здесь, или его кому-то передали, или выбросили. Передать его не могли, ведь я очутился здесь не позже чем через пять секунд после выстрела, когда Джейн Гир с Джонсоном уже пялились друг на друга. Выбросили? Тоже вряд ли — окна были закрыты, шторы на них опущены. Таким образом, оставалось только первое предположение, и я взялся за поиски.
Было очевидно, что оружие далеко спрятать не могли, ибо пяти секунд явно маловато, чтобы поддеть половицу или просверлить отверстие в ножке стола. Поэтому я сосредоточился на менее изощренных местах, заглядывая под мебель и за занавески. Хотя я был совершенно уверен в успехе, меня не оставляло странное ощущение, что как бы я ни старался, пистолет мне не найти. Не знаю, откуда оно появилось. Впрочем предчувствие не оправдалось. Когда я добрался до большой вазы на столе между окнами и заглянул внутрь, я различил что-то белое; сунув туда руку, я нащупал пистолет. Я подцепил его за спусковой крючок и извлек на свет божий. Судя по запаху пороховой гари, из оружия недавно стреляли, хотя, разумеется, он уже успел остыть. Это был допотопный «гранвиль» тридцать восьмого калибра, того и гляди заржавеющий. Белый предмет, который я заметил в вазе, оказался обычным мужским носовым платком, через прореху в котором торчала рукоятка револьвера. Осторожно, чтобы не оставить отпечатков, я выдвинул барабан. Так и есть — пять патронов на месте, а шестого не хватает.
Хаккет подскочил ко мне, пытаясь что-то сказать. Я был краток.
— Да, это тот самый револьвер, из которого стреляли, и он не принадлежит ни мне, ни Вульфу. Может, он ваш? Нет? Отлично. Ладно, не нервничайте. Сейчас мы вернемся туда, и запомните, работенка предстоит только для моих мозгов, но не для ваших ни в коей мере. Не пытайтесь мне как-либо помочь. Проверьте себя, как долго вы способны не раскрыть рта. Просто напустите на себя важный вид, словно вы уже давно обо всем догадались, и если все закончится нормально, то получите лишнюю сотню долларов. Идет?
Будь я проклят, если он на это не ответил:
— Две сотни. Ведь в меня стреляли. Еще дюйм, и мне пришел бы конец.
Я ответил, что насчет второй сотни пусть договаривается лично с Вульфом и, открыв дверь в кабинет, пропустил лже-Вульфа вперед. Он обошел Джейн Гир и уселся в то самое кресло, в котором только что избежал смерти. Я развернул свой стул и приготовился к бою.
— Ну и что вы там нашли? — резко спросил Джонсон.
— Вот, — бодро ответил я, — старый револьвер, «гранвиль» 38-го калибра, тот самый, из которого не так давно палили. — Я осторожно положил его на свой стол. — Фриц, можешь вернуть мне мою пушку.
Он повиновался.
— Спасибо. Эту древность, завернутую в носовой платок, я обнаружил в вазе на столе в гостиной. В барабане осталось пять патронов и одна стреляная гильза. Револьвер этот чужой. Я его никогда прежде не видел. Теперь, похоже, все начинает становиться на свои места.
Тут Джейн взорвалась. Сперва она обозвала меня предателем. Потом заявила, что желает видеть адвоката и намерена отправиться за ним сию же минуту. Затем принялась ругать Хаккета, и весьма изобретательно. Она сказала, что более подлой ловушки история еще не знала.
— Теперь мне ясно, черт побери, — добавила она, обращаясь к Хаккету, — каким образом вы состряпали ложное обвинение Питеру Руту. И я позволила этому подлецу Гудвину вешать мне лапшу на уши!