- Заодно и Григорию, его спутнику, нужен был какой-то повод. Но что их сюда на самом деле привело? Неужели надежда вернуть собственность купца Плотицына? Сомнительно.
- Именно, что сомнительно, - подтвердил мысли хозяина Коньков, Настолько вилами по воде писано, что никого и убивать-то не стоило. Сокровища, спрятанные в доме, где хозяева менялись чуть ли не каждый год... Не о чем говорить!
Юрий Анатольевич совсем разобиделся, махнул рукой:
- А ну вас! Все темните, путаете, придумываете. Я, с вашего разрешения, спать пошел...
- Спокойной ночи! - донеслось ему вслед. Совсем уж неуважительно ведут себя гости, а деваться некуда.
Через пару дней, представьте, появился аргумент в пользу существования пресловутого клада. Марья Фоминична чистила утром Варварин угол - окрепшая и подросшая ворона на законных основаниях улетала и возвращалась, когда хотела, в ворохе мусора и объедков что-то блеснуло, оказалось, серебряная чайная ложечка с замысловатым вензелем на черенке. Юрий Анатольевич не без труда разобрал: "К" и "П". Клавдия, стало быть, Плотицына. Марья Фоминична побожилась, что такой ложки сроду у нее не было. Предъявили находку, отмыв и почистив, соседке Галине Петровне - Лиза специально к ней сбегала. Та удивилась, подтвердила, что у ее бабушки, кажется, было в незапамятные времена столовое серебро с вензелями - к свадьбе будто бы заказывали, но сама она отродясь этого серебра не видела. И в награду за чистосердечное признание получила от Лизы эту самую ложечку. Наследница все же...
Стало быть, есть где-то в доме или рядом с ним захоронка, от всех пряталась, а вороне открылась. Будто нарочно, чтобы запутать наших сыщиков. Юрий Анатольевич хотя и торжествовал - прав оказался насчет клада, - все же не мог взять в толк, зачем им понадобилось копаться в прошлом давно умерших людей, разматывать клубок родственных связей, на кофейной гуще гадать, кто на ком был женат в начале прошлого века. И какое отношение все это имеет к печальному происшествию на соседском участке? Но никто не торопился его просветить - просто не до него было...
- Почему вы скрыли, что убитый приходился вам родственником? домогался Коньков. Соседка только голову в плечи втягивала. - Вы что, ему не доверяли?
- Не доверяла, - пролепетала та, - А как ему доверять?
- Знаете что, Галина Петровна? Предлагаю бартер. Вы мне все выкладываете начистоту, а я беру на себя переговоры в местной милиции...
- А вы правда с Петровки тридцать восемь? - робко спросила соседка, И удостоверение можете показать?
Удостоверение ей покажи, еще чего! Где его взять?
- А у мистера Калкина вы документы спрашивали? Он, между прочим, иностранец или за такового себя выдавал. Что же получается? Приходит к вам гражданин иностранной державы, а вы...
- Не доверяла, - повторила упрямая тетка, - С какой стати ему доверять? С неба свалился, фамилия совершенно другая. Тетя Таня была замужем за Кулькиным, и двоюродный мой брат Саша был Кулькин. Его именем даже улица называется. А этот - Калкин, извольте радоваться. Таких и фамилий-то не бывает.
- По-английски пишешь Кулькин, а получается Калкин.
- А мне-то что? Мало ли как по-английски. Он русский паспорт показывал, там "Калкин" написано.
Видимо, в Америке этот Ким Кулькин все же побывал. Там его сначала в Калкина превратили, а здесь по чьему-то недосмотру новый документ выписали на английский лад. А может, он и сам так пожелал, хотел что-то в своем прошлом замаскировать, спрятать. Кто его знает? Темная лошадка... Где, интересно, Григорий его на самом деле повстречал?
"Эка меня заносит, - спохватился Коньков, - Не те, братец, времена." И без того запуганная тетка совсем съежилась.
...Час назад, когда неожиданный гость постучался к ней и с порога признался на голубом глазу, что никакой он не страховой агент, а сотрудник МУРа (страхагент, мол, "для конспирации") и выслеживает особо опасного преступника, она сначала только ахнула - но сразу нашлась:
- Но ведь он умер! Отсюда прямо в морг повезли. Чего его искать?
- Нет уверенности, - сурово сказал Коньков, - То есть, насчет морга это точно, а вот был ли покойник тем, кого ищет весь МУР, надо еще установить. Обстоятельства его смерти вызывают сомнения - возможно, он погиб от руки сообщника...
- Какого еще сообщника? - замахала руками тетка, - Того черного, что с ним ходит, тут не было, на машине уехал. Я как раз на базар уходила, он мимо калитки просвистал.
- А родственничка, выходит, и не заметили...
- Как я могла его заметить, если он от меня прятался? Я со двора, а он через забор. Окно открыл - и в дом. Раму только чуть поддеть, она и нараспашку. Тут вообще все гнилое... И оставьте вы меня в покое, что вы тут все ходите!
Ишь, заголосила, в истерику впала.
С минуту Коньков только наблюдал - надо же, на такой успех он и не рассчитывал. Потом поднялся, достал с буфетной полки стакан, плеснул воды из чайника. Хозяйка притихла, смотрела на него с молчаливым ужасом. Воду он выпил сам - в конце концов, у него тоже есть нервы...
- Как же этот тип с окна свалился? - спросил он наконец самым будничным тоном. - Вернее, как вы его спихнули? Он же посильней, не старый еще мужик.
Со слов несчастной истерички это выглядело так. Собралась она на рынок - это возле станции. Когда уже почти дошла, спохватилась: в аптеку еще надо, а рецепт дома остался. И пустилась со всех ног обратно. Калитка была заперта, как она ее и оставила. Но боковое окно распахнуто настежь. Неужели закрыть забыла? И, не заходя внутрь, прибежавшая хозяйка обогнула угол дома и изо всех сил толкнула раму снаружи - ее просто так не закроешь, разбухла. Сослепу не сразу разглядела, что на подоконнике, как петух на насесте, примостился какой-то человек. И не узнала его впопыхах. Видно, спрыгнуть в сад хотел, а тут его тяжелой рамой по лбу. Он и опрокинулся. Кто его убивать-то собирался, кому он нужен? Просто несчастный случай. Там рядом с окном стол стоит, так он, видно, виском об угол. Голову разбил, кровищи натекло...
- А нечего было лезть в чужое домовладение, - поддержал рассказчицу Коньков, - Пропало что-нибудь? Успел, небось, по ящикам пошарить?
- Да уж успел. Все квитанции и платежки на пол вытряхнул, они в комоде лежали. До альбома добрался - а тут как раз увидел, что калитка открывается, второе-то окно, вот это, как раз на калитку выходит. Раз - и на подоконник. Рассчитал - я на порог, а он в тот же миг в кусты и был таков... Только по-другому вышло. Господи, и зачем я только вернулась!
Коньков оглянулся на окно. Да уж, рама здоровенная, если по лбу врежет, так это без последствий не останется. А на угол стола он еще раньше внимание обратил...
- Что ж ему понадобилось все-таки? Не квитанции же и не старый альбом. Может, деньги искал?
- Да какие тут деньги? Именно что альбом. Он когда приходил, интересовался фотографиями. Я же говорю - в родню набивался: я, дескать, Кулькин, как и вы, но не совсем. Будто бы у тети Тани ребенок был до брака, а Кулькин, ее муж, этого ребенка усыновил и свою фамилию дал...
- И что? - с искренним любопытством спросил Коньков, припоминая, как ветвится нарисованное им самим генеалогическое древо купеческого семейства, - Был мальчик-то или не было?
- Никакого мальчика - и слышать не желаю, так ему и сказала.
- С чего же он взял - насчет мальчика? Может, документ какой у него имелся? Или письмо, к примеру?
В своем желании подсказать ответ Коньков едва себя не выдал, но собеседница, увлекшись, ничего не заметила.
- Открытку старую предъявил, будто написана с фронта, но не в эту войну, а в ту еще, первую мировую. Дуру нашел. Там ни имен, ни фамилий. Муж жене пишет, ребеночка какого-то упоминает. Так этот хмырь прицепился, что он и есть этот ребеночек, а тот, кто открытку писал, - его настоящий отец, а не Кулькин. Я ему - не было у тети Тани других детей, кроме Сашки-героя, а он свое молотит. Есть, мол, доказательства. Открытка - доказательство. И еще письма какие-то будто бы были...