Тоже социум…
— Во-первых, — огласил Костик. — Делянку ему, как видишь, нарезали от рощи до овражка…
— Кто?
— Без понятия.
— Но тем не менее знаешь, что нарезали?
— Да. Потому что за овражком дома как стояли, так и стоят… Скажите, какое препятствие — овражек!..
— Так. Допустим. А во-вторых?
— Во-вторых, землю ему выделили бросовую, изуродованную людьми. Наверняка с условием, чтобы он снова привёл её в порядок. Что мы, собственно, и видим…
— Нет, позволь! — возразил Мурыгин. — Хуже земли не нашлось? Почему дачи? В километре отсюда — завод…
— Н-ну… не знаю. Так вышло. Я, что ли, ему землю выделял?
Озадаченно помолчали. Пригревало солнышко. Воздух от оголтелого чириканья вибрировал, как полотно двуручной пилы.
— Слушай, — озабоченно сказал Мурыгин, — а что это ни одной собаки не видать? У сторожа целая свора кормилась…
— Разбежались, — предположил Костик. — Чужого почуяли.
— А кошки тогда почему не разбежались?
— Ну! Кошки! Кошки — сами инопланетяне…
Там, откуда они прибыли, определённо что-то творилось. Рычала и погромыхивала тяжёлая техника. Потом кто-то оглушительно откашлялся.
— Мужчина в чёрном плаще и мужчина в рыжей куртке!.. — произнесли в мегафон. — Немедленно покиньте опасную зону! Повторяю: мужчина в чёрном плаще и мужчина в рыжей куртке…
Оба мужчины оглянулись на звук. У въезда на пустырь стояло гусеничное страшилище защитного цвета и шевелились камуфлированные робы.
— Эмчеэсники, что ли? — всматриваясь, спросил Мурыгин.
— Похоже… — хмыкнул Костик, тоже поднимаясь на ноги. — Не дай бог, выручать полезут… Всё в порядке! — крикнул он, сложив ладони рупором. — Ничего не надо! Нам здесь хорошо!..
— Мужчина в чёрном плаще и мужчина в рыжей куртке… — не унимались за овражком.
— Вообще-то она бежевая, — недовольно заметил Мурыгин.
— Кто?
— Куртка.
Спасатели вдали совещались. Видно было, как старшой жестикулирует мегафоном. Потом снова поднёс устройство к губам:
— Вы находитесь в опасной зоне. Вашей жизни угрожает…
— Где ж вы, суки, были, когда меня сегодня с приставами выселяли? — закипая, произнёс Костик. — Опасность? Какая, в мандат, опасность? Спасатели! Ты меня от государства спаси, а с инопланетянами я как-нибудь сам разберусь!.. Нет, ты видел, Серый? — возмущённо обернулся он к Мурыгину. — За жизнь они нашу волнуются, а? Выкинули на помойку — и волнуются!..
— Уймись! — попросил тот.
Бесполезно. Стоеростин был вне себя. Все переживания последних дней собрались воедино — и выплеснулись наружу.
— Ну вытащишь ты нас отсюда! — уже орал Костик в сторону овражка. — А ночевать где?.. Нас здесь гладят, козлы! Так вам уже и это влом?..
Внезапно запнулся. По физиономии разлилось блаженство.
— Молчу-молчу-молчу… — глумливо заверил он, но не Мурыгина и уж тем более не эмчеэсовцев.
Тем временем гусеничная амфибия рявкнула, окуталась сизым выхлопным дымом и двинулась на выручку. А дальше с ней случилось то же, что двумя днями раньше с серебристым джипом, только на этот раз Сергей Арсентьевич всё разглядел в подробностях. Машину понесло юзом, причём задом наперёд. Затем плоский нос её задрался, показалось брюхо — и бронетехника с воем и скрежетом осела в промоину.
Никакого «умб!..» при этом не прозвучало.
Несколько мгновений Мурыгин с Костиком зачарованно смотрели на людскую кутерьму вокруг овражка.
— Ну всё, — выговорил наконец Костик. — Теперь им точно будет не до нас. Давай палатку ставить…
Глава 4
Как и предвидел Мурыгин, палатка только именовалась палаткой. Боязно было даже вообразить рабочую биографию этого брезента. Его послужной список наверняка включал и камнепады, и селевые потоки, и как минимум одно случайное попадание в бетономешалку. Хотя, насколько помнится, экстремальным туризмом Костик не увлекался никогда.
Пока удалось растопырить увечное изделие между сливой и вишней, свечерело. Спасатели не мешали. Мурыгина, однако, тревожило другое: как отнесётся к возникновению палатки незримый хозяин пустыря? Пусть матерчатый, а всё-таки дом.
Вроде нормально отнёсся. Не тронул.
К ночи заметно похолодало. Удачно, без обрушений, заползли внутрь, зажгли свечку в плошке и приступили к скудной безалкогольной трапезе. Техника за овражком порычала-порычала и смолкла. Палатку объяли скрипы, шорохи, прочая первобытная жуть.