— Откуда-откуда… — ответил за пришелицу Стоеростин. — Из-под артобстрела!
— Я понимаю… Как её туда занесло? Или он им даже укрытия не сделал?
— Кто?
— Сосед наш!
— Чёрт его знает!..
— Или прямое попадание… — с затаённым страхом произнёс Мурыгин.
— В навесик?
Тот не ответил. Вроде бы кошечка была цела-невредима, только сильно испугана.
— Может, просто погулять пошла, а тут всё и началось… — с надеждой предположил Костик. Протянул руку, но погладить не решился. От ужаса могла и цапнуть. — Напугали киску… дураки здоровые… — Он обернулся к Мурыгину. — Сайру вскрой!
Сайру кошка есть отказалась. Снова ослепительно чиркнуло по куполу, снова шатнулась земля.
— Угодит — выкорчует на фиг… — предупредил Мурыгин.
— Пожалуй… — с кряхтением согласился Костик.
Бушующий снаружи ад был в точности таков, каким он представлен в Писании: огнь и тьма кромешная. Единственное отличие — тишина. В конце концов не выдержали — залегли.
И всё равно было очень страшно. Во время снегопада по крайней мере обозначались очертания купола, а тут полное ощущение беззащитности: лежишь ничком, опасаясь поднять голову, то ли оглохший, то ли контуженый, а вокруг — огненно-чёрный кошмар, неслышный Армагеддон. Вдобавок земля под навесиком не только содрогалась при взрывах — она ещё издавала звуки. Недра тихонько взрыкивали.
Потом кто-то вскочил на спину Мурыгина — и тот чуть не заорал. Передние когтистые лапки деловито по-хозяйски размяли Сергею Арсентьевичу загорбок, словно бы взбивая подушку, после чего бесцеремонная киска свернулась клубком промеж лопаток. Хотел сбросить, как вдруг сообразил, что обнаглела-то она не зря — явно почувствовала себя в безопасности. А коли так…
Закинул руку за спину, попытался погладить.
— У Президента заболи, у спикера заболи, у киски заживи…
Лежащий рядом Стоеростин нервно заржал.
Конца света они так на сей раз и не дождались — уснули. Просто устали бояться. Приблудная зверушка перебралась на Костика, налёжанного многими поколениями котов, замурлыкала. Это мурлыканье и было последним, что запомнил Сергей Арсентьевич, перед тем как провалиться в сон.
Сначала ему привиделось чёрт знает что, точнее — ничего не привиделось. Громоздились кругом серые глыбы мрака, ворочались, скрежетали, ревели. Словом, почти всё то же, что наяву, только гораздо шумнее. Потом пригрезилось, будто никакая это была не бомбёжка — и они со Стоеростиным пробудились после ночной грозы. Свежий воздух, ясное небо, мокрая трава. «Ну! — хотел сказать во сне Мурыгин. — Что я тебе вчера говорил? А ты: бомбят, бомбят…»
После чего и впрямь проснулся.
Воздух в укрытии, казалось, точно отдаёт недавней грозой, да и утро выдалось солнечное. Стоило, однако, привстав с драного пледа, оглядеть окрестности, сделалось жутко. Дымящаяся роща, изломанный обугленный сад, разбросанная взрывами земля. Удивительно, но нигде ничего не горело, хотя копоти хватало с избытком.
Мурыгин содрогнулся и отвёл глаза. Взгляд его упал на вскрытую консервную банку. Вылизана до блеска. А кошечки нет, кошечка ушла — должно быть, подалась к своим.
Затем обернулся к Стоеростину. Тот сидел и, сгорбившись, неотрывно смотрел на миску. Словно медитировал. Сергея Арсентьевича поразило выражение его лица — отрешённое, исполненное затаённой муки.
— Что?.. — шёпотом спросил Мурыгин.
Костик очнулся, облизнул губы.
— Видишь?.. — обессиленно выговорил он.
Мурыгин взглянул. Обломанные вчера за ужином съедобные отростки скукожились, усохли. Исчез и родничок. От водицы на пне осталась жалкая лужица.
— Что?.. — беспомощно повторил Мурыгин.
— Завтрака не будет, — сказал Костик. Равнодушию, с которым он это произнёс, не верилось.
— Ты думаешь… — Мурыгин не договорил.
— Суки!.. Суки!.. — В тихом голосе Стоеростина заклокотало бешенство. Сжал кулак, погрозил небесам. — Чем же мы вас так достали, а?.. Никуда от вас не денешься!..
Умолк. Потом встал, усмехнулся через силу.
— Вот почему кошке не следует жить дольше хозяина… — с ядовитой назидательностью изрёк он.
— Может, он просто ушел?.. — жалко скривясь, предположил Мурыгин. — Достали — и ушёл…
— Какая нам разница?
— Может… вернётся ещё…
Костик дёрнул плечом и вышел наружу. Мурыгин поспешил за ним. Лёгкие обожгло гарью. Отовсюду наплывали негромкие шумы: шелест, потрескивания, шорох — словно где-то неподалёку оползал по склону песок. Однако непривычные эти звуки воспринимались совершенно естественно. Они вполне соответствовали царящему вокруг хаосу. Другое потрясло Мурыгина: в изломанной роще орали вороны, а в голой кроне чудом уцелевшей яблони опять шла воробьиная разборка…