— А когда собирались?
— Запустить ракеты? Ну, думаю, точного времени вам никто не назовёт. Даже те, кому оно известно… Скорее всего давно уже запустили…
Они вышли из здания — и оказалось, что снаружи вечер. Небо над стеной ещё рдело, колючая проволока на розовом фоне чернела особенно выразительно. Чуть выше обозначилась Венера. На плацу мерно рушился строевой шаг, солдатиков вывели на прогулку. Вскоре они рявкнули песню, причём с такой страстью, что показалось, будто кто-то в отдалении оглушительно чихнул. Изначально объект был гражданский, а воинскую часть подселили примерно месяц назад — ради вящей безопасности.
— Странно… — с неожиданной грустью произнёс Лавр Трофимович. — Не помню, в каком фильме… А может, во многих фильмах… Словом, кто-то кого-то спрашивал: если завтра конец света, как бы ты провёл этот свой последний день?.. — Качнул головой, невесело посмеялся. — И вот выясняется, что точно так же. Ничего особенного…
— А он завтра? Конец света…
— Сегодня в ночь, — всё с той же интонацией сообщил Лавр Трофимович — и Глеб обмер.
— Но… вы же сами говорили, что они ещё далеко!
— Издалека чем-нибудь и шарахнут, — сказал академик. — Не думаю, чтобы они шли на таран…
— А… откуда вы…
— Откуда знаю? — Академик усмехнулся. — Вообще-то я давал подписку о неразглашении… Ну да какая уж теперь подписка!.. Радиосигналы с планетоида, как вам известно, поступают через равные промежутки времени и ничем друг от друга не отличаются. Кроме заключительного сигнальчика, который раз от разу идёт на убыль. Таймер, Глеб. Таким образом они дают знать, сколько ещё осталось жить.
— Зачем?
— Понятия не имею. Возможно, подёргать нервы напоследок. Но суть-то не в этом, Глеб. Суть в том, что сегодня часа в два ночи сигнальчик станет равен нулю…
— И?!
Вместо ответа академик пожал плечами и поднял породистое своё лицо к темнеющему небу.
— Вон они, кстати…
В вышине проступала Малая Медведица, в которой теперь насчитывалось уже не семь, а восемь звёзд. Восьмая — тот самый планетоид, по поводу которого недавно бранились на ток-шоу. На секунду бледные светила затуманились, словно по ночному небосклону прошёл порыв пурги. Стрекозы.
— Ну? — скорбно молвил им Лавр Трофимович. — Мечетесь теперь?
Странные эти слова Глеб едва расслышал сквозь нахлынувший ласковый звон в ушах. Часа в два ночи… То есть жить осталось часа четыре…
Академик хмыкнул.
— А уж лягушкам-то, лягушкам раздолье! Слышите, заливаются? Харчатся… напоследок…
Кое-как справившись с предобморочной слабостью, Глеб обнаружил, что бредёт по асфальтовой дорожке за Лавром Трофимовичем по направлению к солдатской курилке. «Так и не позвонил… — бессмысленно кувыркалось в опустевшей от страха голове. — Так и не позвонил…» Над громадой радиотелескопа стояла полная луна, делаясь всё ярче и ярче. В зеленоватом полусвете были хорошо различимы и урна, и скамейка, и некто на ней сидящий. Светлая рубашка, ссутуленные широкие плечи…
— Это не приятель ваш там медитирует?
— Вы о ком? — обессиленно выдохнул Глеб. Губы не слушались.
— Ну, кто вас опекает постоянно? Богорад…
— Д-да… кажется, он…
— Обо мне часто спрашивает?
— Кто?..
— Богорад.
— Д-да… иногда…
Услышав шаги, сидящий поднял голову.
— Так и знал, что вы сюда вернётесь, — сказал он Глебу. — Добрый вечер, Лавр Трофимович…
— Скорее, ночь, — заметил академик, присаживаясь с краю. — Не помешаем?
— Напротив… — Богорад достал из-под скамейки наплечную сумку, раздёрнул замок. — «Хеннеси», простите, не нашлось. Как насчёт армянского, Глеб? Примете?
Глеб непонимающе посмотрел на него, потом вспомнил про недавно заключённое пари.
— Вы же вроде зажилить хотели… — процедил он, закуривая.
— Хотел. — Богорад извлёк из сумки блеснувшую в лунном свете бутылку и стопку пластиковых стаканчиков. — Потом раздумал. Не люблю оставаться в долгу… Лавр Трофимович, вы как?
— Спасибо, Ефим, не откажусь. Очень кстати.
Шагистика на плацу к тому времени прекратилась, бравые песни смолкли. Отбой.
— За что? — хрипловато спросил Глеб, принимая стаканчик из рук контрразведчика. — За удачу?
— За чудо, — угрюмо поправил тот. — За удачу пить поздно. Теперь только за чудо…
Выпили за чудо. Богорад достал из бумажного пакета пластиковую тарелочку с нарезанным наспех сыром. Закусили.