– Это специальная смесь Кроя, – сообщила Кейт брату.
– Я рад, что тебе нравится.
Его глаза не отрывались от меня.
– Дорогой.
Даллас наклонился вперед, чтобы повернуть голову и увидеть свою мать, пока я сосредоточился на приготовлении его омлета.
– Я говорила Крою, что сегодня у меня будет званый ужин. Если ты не работаешь сегодня вечером, я буду рада, если вы с ним придете.
– Я не думаю, что это ...
– Твои братья так давно тебя не видели.
Он хмыкнул.
– Даллас?
– Мама, у меня нет братьев. У меня есть сестра. То, что ты снова вышла замуж, не делает эти модели с обложки хоть сколько-нибудь связанными со мной.
Я перевернул его омлет, потом еще раз и положил его на тарелку.
– Мне нравится эта сковорода, – сказал я ему.
Он застонал.
– Я ее купила, – подхватила Джеки. – Всякий раз, когда я нахожу что-то замечательное, я покупаю по одной для всех своих детей.
– Это очень мило, – сказал я ей. – Один из парней, с которым я работаю, Локрин, его мама такая же. Она присылает странные вещи в офис, потому что не хочет, чтобы они попадали к нему домой посреди дня.
Она улыбнулась мне.
– В прошлом месяце он получил самую лучшую в мире ложечку для мороженого, и всегда забавно слышать, как он разговаривает с ней по телефону.
– А твоя мама, Крой? – спросила она, когда я положил хеш-браун на тарелку Далласа, а затем передал ее ему. Я принес ему тарелки и салфетку, а поскольку Кейт не съела все свои тосты, она переложила их между ними. – Где она?
– Мама, – прохрипел Даллас, искоса глядя на нее, – ты не могла бы?
– Думаю, сейчас они с отцом живут за границей, но точно не знаю. Мы не общаемся, с тех пор как я закончил школу.
– О, – сказала она так, словно эта новость причинила ей физическую боль. – Мне очень жаль.
Потянувшись к ней через стойку, я не удивился, когда она крепко схватила меня за руку.
– Это было миллион лет назад.
– Да, – прошептала она, ее голос на мгновение пропал. – Я просто... я вмешиваюсь в жизнь своих детей. Я немного паровой каток, и я... знаю это. Но я могу расстаться с ними не больше, чем с собственным сердцем.
Я на секунду сжал руку, а затем высвободился из ее хватки, чтобы налить Далласу апельсинового сока.
– Послушай, какое название придумал Крой для моего бизнеса, – сказала Кейт Далласу. – Он такой умный, я просто поражаюсь.
– Я был поражен с самого начала, – сказал ей Даллас, со вздохом поедая свой омлет.
Глава 9
Пока Даллас и его сестра убирались на кухне, хотя делать было особо нечего, так как я загрузил посудомоечную машину, пока готовил, я позвонил по номеру на карточке, который прислал мне Локрин. Так много всего произошло с тех пор, как он рассказал мне о визите адвоката, но у меня наконец-то появилось время выяснить, в чем дело.
– Добрый день, – сказала секретарша, пробежавшись по своему сценарию. – Вы позвонили в адвокатскую контору «Дюпон и Бердж», куда я могу направить ваш звонок?
– Мне нужно поговорить с Рендоном Лоуэллом, пожалуйста.
– Если вы останетесь на линии, я соединю вас с его офисом.
В качестве музыкального сопровождения была выбрана «Clair de Lune», которую я научился играть на фортепиано, когда мне было восемь лет, и с тех пор ненавидел. К счастью, мне не пришлось долго слушать, так как через несколько секунд ответила помощница мистера Лоуэлла. У нее был приятный голос, и как только я назвал свое имя, она сразу же соединила меня с мужчиной.
– Здравствуйте, это мистер Эска?
– Да, это он.
– Что ж, мистер Эска, рад наконец-то получить возможность поговорить с вами. Я пытался разыскать вас в течение последних шести месяцев. Вас трудно найти.
– И могу я узнать, в чем дело?
– Конечно. Это касается вашего брата, Уитлока.
Я бы с радостью сказал, что во мне промелькнуло беспокойство, тревога, хоть что-то напоминающее братский интерес, но дело в том, что в детстве наши пути не пересекались. Наши жизни были так расписаны, так регламентированы, так отделены друг от друга, наши родители были лишь смутно причастны к тем занятиям, которые якобы прививают хорошее воспитание, что мы были чужими друг для друга. Мы никогда не играли вместе; я не могу вспомнить ни одной дружеской игры. Я видел их во время еды, но за обеденным столом мы не разговаривали, так как няня и кухарка держались рядом. Все это вместе взятое означало, что, когда он произнес имя Уитлока, я не заметил никаких эмоций.
– Мистер Эска?
– Да, простите. А что с ним?
Он прочистил горло.
– Ну, не знаю, в курсе ли вы, но он баллотируется в Конгресс на следующих выборах здесь, в Коннектикуте, где сейчас проживает семья.
– Я не знал, – сказал я ему и смутно задумался, когда же они все там поселились.
Наступила пауза.
– Несколько лет назад вы сменили фамилию Грейвс на фамилию вашей бабушки по материнской линии.
– Да, прямо перед тем, как я начал учиться в колледже в Калифорнии.
– Вы также отказались от своего второго имени.
– Простите?
– Вы оставили только свое имя и юридически отказались от Милтона, который был вашим средним именем, когда вы изменили свою фамилию на Эска.
– Да.
– В вашем учебном заведении действует строгая политика конфиденциальности, а значит, они не подтвердят ни ваше посещение, ни ваше имя, если только я не смогу доказать, что вы совершили преступление.
Для меня это не было новостью.
– Да, я в курсе.
– Могу я спросить, почему вы сменили имя?
– Я хотел сменить имя, – честно ответил я ему.
Он вздохнул и прочистил горло, как будто то, что он собирался сказать дальше, было неудобно.
– Мне трудно говорить об этом, мистер Эска, но ваш отец хотел бы, чтобы вы подписали документ, который объявляет вас сыном вашей тети Женевы. И, разумеется, с новым свидетельством о рождении, карточкой социального страхования и так далее.
Больше всего меня удивило то, что я ничуть не удивился. В этой просьбе была логичная последовательность. Мои родители не хотели принимать меня в семью с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. То, что теперь они пытаются сделать это законным, сделать так, будто я никогда не был их сыном, имело странный смысл. Противники Уитлока приложили бы все усилия, чтобы раскопать его скелеты, попытались бы опорочить его, потому что это была политика. Если бы семья могла сфабриковать историю, сказать, что они вырастили меня только после того, как моя тетя погибла в автокатастрофе с мужчиной, который содержал ее как любовницу, они могли бы также правдоподобно отрицать, что у Уитлока был брат-гей, от которого они отреклись.
Я впитал в себя новость о том, что меня вычеркнут из их жизни сразу же после оформления документов. Я стану сыном своей тети, которая, как мне сказали, принесла в семью свой позор и, что интересно, решила взять девичью фамилию своей матери. Однажды я спросил маму, почему Женева использует Эска вместо Гумбольдт, своей фамилии, и получил ответ, что их отец не хочет иметь с ней ничего общего. Интересно было то, что моя бабушка, Каролина Эска, которую я с любовью вспоминал до ее смерти, очень заботилась обо мне и, без сомнения, больше всего любила Женеву. Моя мать часто и горько жаловалась на это. Когда я был еще ребенком, я подслушал, как горничные сплетничали о том, что моя мать была в ужасе от поведения своей сестры. Маме было плевать на Женеву, но ее очень волновало, что скандал может затронуть ее.
– В новом свидетельстве о рождении Женева будет указана как ваша мать, отец не указан.
Таким образом, меня должны были выбросить дважды. Они уже сделали это однажды, и теперь, пятнадцать лет спустя, они сделают это во второй раз. Ирония судьбы в том, что я должен был стать сыном любимого ребенка моей бабушки, не ускользнула от меня. Странно, но единственной фотографией моей семьи, которую я сохранил, была фотография бабушки и тети в рамке, держащихся за руки на скамейке в саду. В детстве она висела в моей комнате, потому что я считал ее красивой. Именно так выглядела любовь. Я был благодарен, что ее упаковали вместе с остальными вещами из моей комнаты, когда я уезжал, и никто не придал этому значения, поскольку к тому времени обеих женщин уже несколько лет не было в живых.
– Итак, ваш отец готов дать вам...
– Мне нужен чайный сервиз моей бабушки, сделанный Полом Ревиром, – сказал я ему. – Если он был подарен, если он был разбит, продан по частям, обещан кому-то другому - как бы то ни было, я хочу именно его. И точка.
– Я… он готов отдать вам...
– Вот и все, мистер Лоуэлл. Это мои условия. Примите их или откажитесь от них.
Он прочистил горло.