— Ни о чем не спрашивал?
— Спросил, когда девку ему вернем, — ответил тот и глупо хихикнул.
— А ты ему что?
— Сказал, позвоним, когда попользуемся.
— Молодец. Ничего на ней не было?
— Ой, забыл совсем! — вскинулся Рамадан. — «Жучок» у нее нашли японский. Выкинули на хер.
— Больше ничего? — Мужчина, прищурившись, ощупал взглядом каждый сантиметр моей поверхности.
— Ничего, Палыч, ей-Богу! — Рамадан перекрестился левой рукой. — Все приборчиком просветили, только что не раздели. Можем, кстати, и раздеть…
— Не нужно, — он махнул рукой. — Все, станьте у двери и не мешайте.
Он перевел взгляд на меня, понуро сидевшую с обреченно опущенными плечами на табуретке, и ласково, по-отечески так спросил:
— Мария, если не ошибаюсь? Впрочем, я никогда не ошибаюсь. Как ты себя чувствуешь?
Бросив исподлобья злобный взгляд, я отвернулась, ничего не ответив.
— Ну-ну, не нужно меня бояться, деточка. Я все про тебя знаю, даже больше, чем ты можешь себе представить. Ты ведь по совместительству работаешь бухгалтером, не так ли? Работаешь, не отрицай — все равно не поверю. Вот это мы изъяли из твоего рабочего компьютера, посмотри на монитор.
Я посмотрела и безразлично пожала плечами.
— Ага, узнала! — обрадовался придурок. — А теперь слушай меня внимательно. Ты ведь хочешь, чтобы у тебя была когда-нибудь семья, дети, счастливая жизнь и так далее? Конечно, хочешь, зачем я спрашиваю, все девушки этого хотят. Так вот, я могу тебе это устроить не сходя с этого места. Не веришь?
Я молчала.
— А зря. Поясню: если ты сейчас сделаешь то, что мне нужно, я отпущу тебя целой и невредимой на все четыре стороны, и ты сможешь в результате потом выйти замуж и нарожать детишек. Но если же нет… — Он театрально вздохнул и сокрушенно проговорил: — Тогда твои дети никогда не появятся на свет, бедняжки, потому что тебе будет очень плохо
и ты не сможешь рожать. Прямо даже и не знаю, как описать то, что мы с тобой тогда сотворим, моя хорошая, прямо даже и не знаю… — Голос его дрогнул, и он чуть не разрыдался.
— Короче, Склифосовский! — прервала я его со злостью. — Что вам нужно?
Он удивленно вылупился на меня, и губы его медленно расплылись в довольной улыбке:
— Вот это по-нашему, это мне уже нравится! Я знал, что ты все сразу поймешь. Мне нужна малость — деньги.
— Какие еще деньги? — прикинулась я дурочкой.
— Ваши деньги, милая, — мягко проговорил он, — те, что вы заработали.
— И всего-то делов? Так забирайте. Сколько у нас там рублей на счете, тысяч сорок осталось с копейками? — я всмотрелась в монитор. — Пользуйтесь на здоровье.
— Ну-ну, не торопись, ваш официальный счет меня не интересует. У вас ведь есть другой…
— Вы, часом, не рехнулись? — поинтересовалась я с усмешкой. — Или вам Валентина все мозги поотшибала? Откуда у нас еще какие-то деньги? Сами побираемся.
Я уже не сидела испуганной девочкой, а говорила с неподдельным изумлением и даже с возмущением. Но Палыч мне не верил..
— Ты дурочку здесь не строй, — вежливо посоветовал он мне. — Смотри-ка сюда…
Он повернулся к компьютеру, и его тонкие пальцы начали быстро манипулировать с клавиатурой. Через мгновение я с ужасом поняла, что они таки добрались до наших главных финансов. На мониторе появился валютный счет — почти полмиллиона баксов. Это был лакомый кусочек, ничего не скажешь.
С торжествующей улыбкой Палыч повернулся ко мне и ткнул пальцем в экран:
— Ну-с, а это что такое, с вашего позволения, не деньги?
— Понятия не имею, — я честно посмотрела ему в глаза. — Первый раз вижу. Это вы сами нам подкинули? Спасибо, конечно…
— Кончай базар! — перешел он на грубость. — Я знаю, что ты сама составляла эту таблицу, так что не нужно выпячивать зенки, а то выпадут! — Он успокоился и опять вежливо проговорил: — Ты видишь, я с тобой достаточно добр, почти нежен, можно сказать. Но мое ангельское терпение в любую секунду может иссякнуть, и тогда я передам тебя моим орлам. Они не такие ласковые, как я. Правда, ребятки?
— Угу, ха-ха! — заржал Веня.
— Цыть! — тут же оборвал его Палыч и снова обратился ко мне: — Послушай, Мария, от тебя почти ничего не требуется. Переведи деньги на счет, который я укажу, и мы отпустим тебя домой. Даже на машине отвезем, если попросишь. Пойми, это твой единственный шанс остаться нормальным человеком. Ну, подумай сама, зачем тебе страдать из-за чужих денег? Это же смешно! Деньги-то ведь не твои, а твоего начальника. Он тебе небось нищенскую зарплату платит, а сам жирует, будку свою дурацкую надстраивает, людей смешит в округе, разве не так? Отдай нам эти деньги, и мы найдем им более достойное применение. Начальник тебе ничего не сделает. Скажешь ему, что спасала свою жизнь и не могла поступить иначе. Такой уж у нас бизнес в России, дикий и не обузданный законами, в нем всегда рискуют и выигрывает сильнейший, как в джунглях. Прикинь сама, зачем тебе сохранять хорошее лицо перед своим шефом, если завтра это твое лицо даже родная мама не узнает? Видишь, я с тобой хочу по-хорошему договориться. А ведь мы можем изуродовать тебя. Можем, ребятки? — он взглянул на головорезов.
— Легко! — радостно подтвердил Веня.
— Вот видишь? Ты ведь не хочешь быть уродиной, калекой, покрытой страшными рубцами, шрамами и струпьями? А ты будешь такой, — он начал с наслаждением смаковать детали. — Будешь ходить, хромая на обе ноги, с вывороченными суставами, слепая, из-под изуродованных век будет сочиться гной, уши будут отрезаны, ноздри разорваны, зубы выдраны с корнями, а вместо твоих великолепных волос будет обуглившаяся, изуродованная лысина, как у Фредди Крюгера. Ты хочешь этого?
Я содрогнулась.
— Нет, не хочу.
— Вот и я не хочу портить твою красоту, — он умиленно посмотрел на меня. — Я ведь художник, человек высокого искусства, творец в душе и кое-что смыслю в прекрасном. Если бы не трагические обстоятельства нашей встречи, я бы написал твой портрет или изваял с тебя современную Афродиту, выходящую из…
— Загаженной пены Москвы-реки, — насмешливо подсказала я.
Он скорбно умолк, печально глядя на меня, поерзал на стуле, тяжко вздохнул и вдруг, переменившись в одно мгновение, грубо и жестко произнес:
— Ты все испортила, дура! Тебе не понять полета души художника. Ты слишком неотесанна, груба и невежественна. К тому же еще и алчна, как вы все, глупые красотки. Придется говорить с тобой по-другому… — Он посмотрел на бугаев у двери, но я не дала ему продолжить.
— Не нужно по-другому! — испуганно вскричала я. — Я все сделаю! Только…
— Что — только? — довольно засиял он. — Говори. У тебя есть условия, ты хочешь долю?
— Нет, хочу гарантию, что вы потом отпустите меня без струпьев и с ушами.
— За это не переживай, твои уши нам не нужны, — хмыкнул он. — Садись за компьютер и приступай.
— Нет, — уперлась я рогом, — мне нужны четкие гарантии. Сами же говорили, что хотите по-хорошему. Вот и давайте: я вам деньги, а вы мне гарантию. Иначе, дяденька, я не согласна. Как бы вы поступили на моем месте?
Мужчина задумался, забарабанив пальцами по столу. Потом встал и начал ходить по комнате. Парочка бандитов у двери угрюмо наблюдала за ним, держа руки на кобурах под мышками. Я терпеливо выжидала. Собственно, что мне еще оставалось делать. Художнику, судя по всему, ничего путного, кроме обычных для него гадостей и подлостей, в голову не приходило, поэтому он мерил шагами комнату и молчал. Наконец, круто развернувшись, он быстрым шагом подошел к телефону, набрал номер, который я не успела заметить, и почти сразу же на том конце сняли трубку.
— Алло, шеф, — проговорил он виновато, — у нас тут загвоздочка небольшая. Дама просит гарантий своей безопасности, а мне что-то в голову ничего не приходит… Нет, на слово она не верит… Согласен, что зря… Да, уже договорились, она все сделает охотно и даже с радостью, — он посмотрел на меня и ухмыльнулся, — но сразу после того, как получит эти проклятые гарантий. Такая малость, не правда ли, шеф, а мы про нее как-то забыли… Конечно, это я виноват, не отказываюсь, но у меня другие методы, вы же знаете: без гарантий и вообще… Хорошо, все понял, перехожу на другую стадию… Да, сразу же перезвоню.