Помедлив, Эмили подошла к одеялу и села. Цикады звенели в лесу, и было слышно, как плещутся волны, накатываясь на песчаный берег. Огонь потрескивал и шипел. Клубы дыма поднимались и исчезали в листве деревьев. Все вокруг дышало покоем и безмятежностью, пока Мэтт не подбросил полено в огонь. В оранжевом свете отчетливо проступили мускулы у него на руках и бедрах. Эмили почувствовала, что ее затопляют женские гормоны. Поцелует ли он ее в этот раз? Дотронется ли до нее? Хватит ли ей храбрости сделать первый ход, если Мэтт будет слишком медлителен?
Мэтт уселся на одеяло подле нее.
— Думаю, дров достаточно, чтобы огонь горел некоторое время.
— Я захватила зефирчики, крекеры и шоколадки.
Она открыла пакет, надела зефирчик на прутик и вручила Мэтту.
— Я не делал этого много лет, — признался он, поднося зефирчик ближе к пламени.
Эмили держала свой рядом с зефирчиком Мэтта. На самом деле ей не хотелось сладкого — если только не надо будет слизывать его с тела Мэтта. А вот чего ей действительно хотелось — это почувствовать вкус его губ, ощутить запах его кожи. Вот сейчас, вот в эту секунду можешь начинать соблазнять меня, думала Эмили. Но Мэтт сидел, глядя на огонь, и медленно вращал прутик.
— Должен сказать, что ты так и не ответила на один мой вопрос.
— На какой же?
— Я спросил, любишь ли ты Алекса.
— Да, — легко ответила она. — Но не так, как ты думаешь. Правда в том, что мы не встречаемся друг с другом. — Эмили могла бы поклясться, что увидела облегчение в глазах Мэтта. — Но не вздумай проговориться моим родителям, — добавила она, будто спохватившись, — или моему братцу.
— Почему нет?
— Чтобы сохранить мое душевное здоровье. — Увидев, с каким изумлением Мэтт смотрит на нее, она продолжала: — Мои родители поставили себе целью выдать меня замуж. Я не выдержу снова и снова сидеть на обеде с какими-нибудь сослуживцами отца или сыновьями друзей семьи. Наличие друга — единственный способ сделать так, чтобы от меня отстали.
— А почему бы тебе просто не попросить их оставить тебя в покое?
— Мэтт, уж тебе-то должно быть известно, что это бесполезно. Они просто не услышат меня.
— Но ведь попытка не пытка?
— Попытка? Я потратила всю жизнь на эти попытки. Мне приходилось постоянно бороться за свою независимость. Сколько себя помню, всегда они принимали решения, основанные на том, что по их представлениям было хорошо для меня. Когда я хотела играть в бейсбол, мама записала меня в балетную студию. Вместо того, чтобы разрешить мне играть в футбол, родители отправили меня заниматься гимнастикой. Когда я еще ходила в детский сад, мама решила, что ходить в джинсах, как Тайлер, девочке не подобает, и вынудила меня носить платья.
— Я что-то не помню, чтобы хоть раз видел тебя в платье, так что ты, должно быть, выиграла это сражение.
— Да, потому что начала задирать платье и показывать мальчикам трусы.
Мэтт засмеялся.
— Не может быть!
— Тебе не кажется довольно грустным, что в шесть лет я была вынуждена сделать такой чрезвычайный шаг? Но это им свойственно — не принимать меня за того человека, кем я являюсь.
— Они просто хотят сделать так, как лучше для тебя.
— Но кто они такие, чтобы решать за меня, что мне лучше? А если я еще не готова иметь мужа?
Мэтт подумал, а не сказать ли Эмили, что затеяла ее семья на этот раз, но сразу же решил, что это плохая мысль. Он не хотел дать ей возможность понять, что его чувства к ней не были подлинными, что ее родители попросили его притвориться. Даже при том, что чисто формально все обстояло именно так. И совсем невозможно было передать ее слова Тайлеру или родителям. Он никогда не предал бы ее доверие таким поступком. Другими словами, Мэтт оказался меж двух огней.
Из ее слов также следовало, что она не собирается оставлять свою работу. Поэтому возникла совершенно новая проблема — как выяснить то, чем занимается Алекс. Возможно, Мэтт должен просто выложить Эмили свои подозрения. Если он ничего не скажет, а у нее из-за этого будет конфликт с законом, он никогда не простит себе, что промолчал.
— Насколько… хм… Алексу можно доверять?
Эмили положила кусочек шоколада и золотисто-коричневый зефир между двумя крекерами.
— Я доверила бы ему жизнь. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, слышал разное.
— Что слышал? — Она откусила кусочек, и растаявший шоколад потек у нее по подбородку. О, как Мэтт захотел слизать эту сладость!