Вечером, когда она уже лежала в маленькой ситцевой комнатке на втором этаже, Елена Ивановна поднялась к ней со стаканом теплого молока с медом.
— На вот, выпей, детка. Спать будешь как младенец, — сказала она и ласково погладила Лелю по руке.
И Леля вдруг заплакала, горько, как ребенок.
— Ну-ну, детка, — испугалась Елена Ивановна, — ты просто устала сегодня, перенервничала. Пережить такой стресс!..
Она достала платочек, высморкала ей нос, как маленькой девочке, и поцеловала в мокрую от слез щеку.
— Вы ничего, ничего не знаете, — неожиданно для себя прошептала Леля срывающимся голосом и все рассказала, все, без утайки, с той самой первой минуты, когда вслед за Люськой переступила порог кабинета Буданова и увидела его, поднявшегося им навстречу.
— Ах ты, моя милая девочка, — обняла ее Елена Ивановна. — Как же нам с тобой выйти из этого положения? А положение-то еще сложнее, чем ты думаешь…
И вот так, обнимая притихшую Лелю, Елена Ивановна поведала ей боль своего сердца.
Десять лет назад Петр Буданов, дипломированный специалист, сын крупного правительственного чиновника, возглавил созданную отцом фирму, которая, благодаря мощной финансовой подпитке и такой же мощной поддержке на самом высшем уровне, быстро и прочно утвердилась на диком еще в ту пору российском рынке.
Через пару лет он женился по большой любви на дочери старинного друга семьи, которую знал с детства.
— Она была… — Елена Ивановна запнулась и с горечью закончила: — Впрочем, о мертвых или хорошо, или ничего.
— Она умерла?! — отшатнулась Леля.
— Умерла… Погибла в автокатастрофе, возвращаясь с дачи поздней осенью вместе с моим мужем, который в это время был якобы в командировке. А она якобы у своих родственников в Санкт-Петербурге…
Леля в ужасе прикрыла рот ладонью.
— Это был такой удар… такой удар… — Елена Ивановна зажмурилась, как от острой боли. — Мы с Петрушей не говорим об этом…
Они помолчали.
— И вот теперь, когда наконец все как-то улеглось, успокоилось, появляется эта… Люська и кошмар повторяется снова!
Теперь уже Леля обняла за плечи расстроенную женщину, и они немного посидели так, тихонько покачиваясь, будто убаюкивая проснувшуюся не ко времени боль.
6
На следующее утро Буданов сам отвез Лелю в Москву и на дачу уже не вернулся — отпуск закончился.
Запасные ключи от квартиры хранились у Катерины, раны зажили, уворованные документы были худо-бедно восстановлены, и жизнь, казалось, вошла в свою наезженную колею, когда однажды утром Леля услышала за спиной хорошо знакомый уверенный голос:
— Петр Андреевич один? Мне назначено…
Она медленно повернулась от компьютера. В приемной во всем своем великолепии стояла Люська. Несколько мгновений та недоверчиво вглядывалась в новую секретаршу, наконец глаза ее сузились — узнала! Повисла неловкая пауза, и Леля поняла: в расчетливом Люськином мозгу идет стремительный поиск выгодного варианта.
А та вдруг пронзительно закричала:
— Ах ты, мразь! Вот ты где теперь окопалась! Вырядилась под овцу малахольную! Ты что здесь вынюхиваешь? Ты на кого работаешь, конспираторша хренова?!
На шум вышел разгневанный Буданов, и Люська молниеносно бросилась ему на грудь. Он невольно схватил ее за плечи, чтобы удержать равновесие.
— Что здесь происходит?.. — начал было он, но Люська не собиралась упускать инициативу.
— Ты представляешь, Петенька, я ее знаю, эту Калашникову. Она еще раньше пыталась сюда проникнуть. Ты спроси у кадровика! Ты видишь, как она замаскировалась? Очки нацепила, постриглась даже! Как думаешь зачем? Она шпионка! Надо узнать, на кого она работает, сволочь!
Леля вспыхнула до корней волос, не в силах произнести ни слова под грозным взглядом Буданова поверх Люськиной головы. Он все еще держал ее за плечи и медленно сказал:
— Теперь понятно, куда девались документы. Сколько же тебе заплатили, что ты даже носа своего не пожалела? Пошла вон отсюда, ты… — он запнулся, подыскивая подходящее оскорбление, и выплюнул ей прямо в лицо: — Пульхерия!
Леля взяла свою сумочку и вышла из приемной.
Буданов отстранил Люську, не удостоив ее ни словом, ни взглядом, захлопнул дверь перед носом у бывшей невесты и вызвал к себе Антона Семеновича. Тому оставалось только подтвердить обвинения, выдвинутые против Пульхерии Егоровны Калашниковой. Правда, он искренне усомнился в преступном умысле с ее стороны, но это был глас вопиющего в пустыне.