«Это, должно быть, папа Ники. Господин Истомин греется в тусклых лучах былой славы. А девочка на фотографии — сама Ника. Интересно, кто делал снимок? И за кем из троих… — Филипп вспомнил четвертое, размытое лицо на фотографии. — Нет, четверых. За кем из четверых следили?»
Агеев вышел из комнаты Ники. Он намеревался в разговоре как-нибудь мимоходом вызнать, не обращалась ли Истомина раньше к услугам агентств. Для проформы он заглянул в остальные помещения и прошел на кухню.
Стол был накрыт к чаю. Истомина снимала пищавший чайник с плиты. Ника стояла, прислонившись к стойке, и жевала шоколадное печенье с толстым кружком колбасы. Она обернулась к Агееву:
— Взял след? — Девочка высунула язык, «украшенный» металлическими шариками, и часто задышала, видимо, пытаясь изобразить собаку.
— Это не нужно. Для тебя и металлоискатель сгодится, — парировал Агеев. — А это что, теперь принято есть шоколадное печенье с колбасой?
— Как хочу, так и ем! — пробурчала Ника и демонстративно зачмокала своим невероятным бутербродом.
Агеев еле удержался, чтобы не рассмеяться. «Эх, а когда я был в таком возрасте, — подумал он, — еще и не такое выкидывал. Так что все повторяется, только антураж разный. У нас — брюки клеш, у них — железки в разных местах… Впрочем, клеши и они таскают…»
— Садитесь скорее за стол, — засмеялась Истомина. — У меня буквально десять минут свободных.
— Слушай, ма, а как этот… Филипок будет меня охранять? В нем же росту метр с кепкой. Во! — Девочка вытянула руку вдоль пола над головой Агеева.
— Ника! Как тебе не стыдно! — Истомина посмотрела на Филиппа. — Изволь называть своего телохранителя Филиппом.
— Как скажешь, — изобразила Ника «примерную девочку», — но почему этот телохранитель такой плюгавый? Долго искала?
— Замолчи! — разозлилась Истомина.
— Не волнуйся. Я буду все время подпрыгивать, — улыбнулся Агеев и присел на табурет возле стола. — И потом, можно считать, что ты в бронежилете.
Истомина опять рассмеялась, а Ника надулась, но за стол все-таки села.
— Привет, пап, — сказала вдруг девочка. Филя снова от неожиданности вздрогнул. — Да, Виолетту она уволила. Взяла вместо нее какого-то Филипка. Он будет меня охранять. Умора, росту в нем метр двадцать… Она считает, что так нужно. Нет, мое мнение ее не интересует, ты же знаешь.
«Любит отца. Даже голос и интонация меняются, когда с ним говорит», — подумал Агеев.
Он сочувственно смотрел на Истомину, которая, опустив глаза, помешивала ложечкой в чашке.
— Ладно, не успеваю я чаю попить. — Женщина поднялась из-за стола, изобразив на лице профессиональную улыбку. — Я буду сегодня дома часов в двенадцать, не раньше. В общем, если что от меня потребуется, позвоните. Вы будете с Никой до моего возвращения?
— Естественно, — отозвался Филипп.
— Хорошо. Ей завтра в школу, так что не позволяйте ей долго шататься. Вы определяете режим ее дня.
— Слышал? — спросила Ника невидимого отца по телефону. — Такие у нас теперь порядки.
— Напомни отцу, что у нас сегодня встреча с продюсерами. Пусть делом займется, вместо того чтобы сплетничать. — Истомина, провожаемая неодобрительным взглядом Ники, направилась к выходу.
— Слыхал? Тебе велено делом заняться. С какими-то продюсерами. Она уже вышла. Ну, пока. — Ника чмокнула своими черными, будто вымазанными мазутом, губами и принялась за чай.
Они допили свои чашки в молчании. Ника не смотрела на Филиппа, а тот не слишком расстраивался из-за этого.
— Я иду в свою комнату, — тоном, не терпящим возражений, заявила Ника и поставила чашку на стол. — Через час я иду гулять. До вечера. До позднего вечера.
— Не позже девяти часов, — твердо сказал Агеев. — Потом домой и баиньки.
— Посмотрим!
— И смотреть нечего. Я теперь определяю твой режим. Слышала?
Ника фыркнула и направилась к своей комнате.
— А чашку за собой не хочешь помыть?
— Вот еще! — Ника хлопнула дверью.
«Да, работа непыльная, — подумал Филипп, опуская посуду в мойку. — Но мокрая. Ладно, притремся. Главное — терпение и бдительность».
И он принялся мыть посуду, не выпуская из поля зрения дверь, за которой скрылась его новая подопечная.