– Ленину…
– Какому Ленину? Владимиру Ильичу?
– Ну а какому же ещё. У нас один пока что Ленин.
– Он же, говорят, в Горках живёт?
– Уже не живёт. На днях помер. В «Правде» написали: от кровоизлияния в мозг. Ты что не читал?
Алексей отрицательно мотнул головой.
– Плохо, – сказала Таня. – Не следишь за политической обстановкой. – Затем, понизив голос и машинально оглянувшись, добавила: – Но люди болтают, что он не от этого помер. Так, говорят, специально придумали, чтобы народ не волновать… Вроде бы, он вообще уже полгода назад как скончался от ядовитой пули. Его в замороженном виде хранили, ждали подходящего момента, а теперь решили закопать.
– Зачем?
– Ну, не знаю, он же вождь всё-таки… Может быть, оттаивать начал.
– В такой сильный мороз?
– Мороз – не мороз. Я-то откуда знаю, Лёшенька, дорогой ты мой… Я же не народный комиссар. У них в правительстве без меня есть кому такие вопросы решать… Короче, говори: согласен или нет? Что Мавричеву передать? Только прямо сейчас надо ехать, а то место займут.
Деньги были нужны, они вообще-то и всегда были нужны, но сейчас особенно: сёстры подросли, заневестились – платья нужны, ботинки, ну и всё-такое прочее по мелочам.
– Еду, – решительно сказал Алексей.
– Тогда беги на поезд, а я к твоим зайду, скажу, чтобы сегодня не ждали.
Председатель Совета народных комиссаров так долго болел, что соратники по коммунистической партии ещё с осени начали готовиться к трагическому финалу и обсуждать детали траурной церемонии.
Тема смерти всегда волновала большевиков. Работа профессионального революционера не меньше, чем пожарного или полицейского, связана с риском для жизни, но в отличие от них борец за свободу надеется, что заключительный эпизод его биографии произойдёт эффектно с необходимыми торжественными атрибутами. Смерть на больничной койке далеко не так красива, как на баррикадах под красным знаменем, но и она при правильной сервировке тоже может быть достойно представлена.
Члены Политбюро активно спорили и наперебой высказывались, что делать с покойным вождём. В импровизированном конкурсе креативных идей победил товарищ Сталин – верный друг и преданный ученик. Сделанное им предложение было по-революционному новым, символичным и инновационным. И если бы душа материалиста обладала правом голоса, то, возможно, партийцы услышали с небес знакомую резолюцию: «А что, товарищи, дело говорит товарищ Сталин. Чертовски оригинальная идейка. Надо обязательно попробовать».
Иосиф Виссарионович предложил: мёртвое тело вождя забальзамировать, сделать его фактически нетленным и тем самым сохранить светлый образ для потомков.
Как водится, приступили к прениям. Мнения разделились.
Троцкий высказался против выставления Ленина, в виде диковинного музейного экспоната. Каменев сказал, что это какое-то поповство, и марксисты не должны поклоняться святым мощам. Бухарин, будучи самым начитанным, вспомнил «спящую красавицу» Розалию, тело которой вот уже четыре года выставлено для поклонения в хрустальном гробу в центре часовни в итальянском городе Палермо. Наконец помянули мумии египетских фараонов из гимназического учебника истории, и более свежий пример – нетленное тело замечательного русского хирурга Николая Ивановича Пирогова, которое хранится в деревне Вишня под Винницей аж с 1881 года.
Когда поток идей по технологии утилизации человеческих останков иссяк, и в совещательной комнате возникла неловкая пауза, слово взял товарищ Сталин. В отличие от своих соратников он не был мастером произносить яркие речи, но слова его всегда отличались точностью и убедительность.
– Вы, коллеги, безусловно правы, – сказал он, растягивая слова с характерным кавказским акцентом, – Ильич – не спящая красавица и не египетский фараон. Но что нам делать с просьбами «некоторых товарищей из провинции», которые никогда не видели своего вождя и страстно желают сохранить нетленным святой для трудящихся всего мира образ Ленина? Вы что, товарищи, предлагаете игнорировать просьбу наших соратников из отдалённых регионов?
Не зря всё-таки мама маленького Ёсика мечтала, чтобы сынок выучился на священника, для чего и определила на учёбу в Горийское духовное училище, а затем в Тифлисскую семинарию. Сердце матери чуяло тягу ребёнка к постижению высших смыслов. К сожалению, веру в бородатого бога молодой семинарист довольно быстро откинул и всей душой потянулся к новомодному марксизму. Похожий на научную теорию с математической формулой про «товар, деньги и деньги-штрих», марксизм тем не менее обладал всеми признаками хорошей религии: пророки – Карл Маркс и Фридрих Энгельс, толстая мало понятная книга – «Капитал», апостолы – члены Центрального комитета партии большевиков и многочисленная паства из малограмотного пролетариата. Был уже начертан главный культовый символ – серп и молот. Не хватало только главной святыни – частицы высшего божества, и не был назначен верховный жрец, говорящий от его имени. На роль божества очень кстати подошёл безвременно усопший Владимир Ильич – его телу надлежало стать нетленными мощами, а на роль верховного жреца товарищ Сталин назначил себя сам.