Харриет решила, что ей, пожалуй, больше нравится ходить за покупками, потому что в лавках можно бродить и разговаривать со швеями. Ей хотелось помочь Джеку найти сестру, но когда снимают мерку, бывает скучно, а когда начинаешь при примерке вертеться, бывает больно.
Она сморщила нос. Ей больше нравилось в парке, или на конюшне, или на кухне в «Красном и черном», или играть с рабочими в Кард-Хаусе, чем заниматься тем, чем полагается заниматься леди. Но сегодня ей надоело ждать. Она задумала более важную игру.
Она сомневалась, что там, куда она направилась, ее встретят радостно, поэтому решила принести подарок. Это ведь прилично и вежливо? Элли отнеслась бы к этому с одобрением.
Когда Харриет сообщила Хокинсу, что идет на конюшню, он ничего не заподозрил. Она часто навещала своего пони и других зверюшек, живущих там. Хокинс продолжил играть в кости с Ланди, а Харриет направилась к задней стороне дома и, пройдя через сад, подошла к задним воротам. Конюшни находились у другой стороны изгороди, их охранял Сэмюел. Но Сэмюел повез Элли с Пэтси за покупками, и это было прекрасно известно Харриет.
Что больше понравится тому человеку, к которому она идет? Белая крыса или рыбка в миске? Крыса гадила где попало, а вода из миски с рыбкой могла выплеснуться на новое пальто Харриет. Вместо миски она взяла оловянное ведерко с крышкой.
Харриет перешла через дорогу к Гросвенор-парку, махая рукой всем няням, цветочницам и старикам, кормившим белок. Все они махали ей в ответ, полагая, что мисс Силвер или кто-то еще из Кард-Хауса находится, как всегда, поблизости.
– Эй, а где ваш пес? – окликнул девочку мальчишка-газетчик.
– Спит дома, – ответила Харриет. – Он ужасно ленивый.
– Значит, у вас в карманах нет ничего вкусненького?
Конечно, вкусненькое у нее было, на тот случай, если хозяин заставит ее ждать или не предложит чаю. Харриет поделилась с мальчишкой поджаренным хлебом с маслом. Тот ухмыльнулся и пожелал девочке хорошего дня.
Он и будет хорошим, если все будет так, как она задумала.
Когда Элли, закончив покупки, вернулась домой, нагруженная свертками, Джек ждал в холле, совещаясь с архитектором. Часть свертков Элли отдала Хокинсу и попросила его помочь Пэтси отнести остальное наверх.
Джек взял у Элли шляпную коробку, вызвавшую у него сильное желание заглянуть внутрь, чтобы узнать, какой вкус у нее стал теперь, когда она не обязана одеваться строго и скучно. Пока что платья и аксессуары, которые она покупала, были со вкусом и при этом неяркие. Они ей шли. И она поклялась, что по крайней мере одно из платьев было синее, хотя он его еще не видел. Платье, которое она надела сегодня, было мягкого светло-коричневого цвета, от чего ее волосы казались еще более золотыми – и вызывали у Джека желание узнать, насколько шелковисты они на ощупь. Локонам цвета темного меда теперь разрешалось падать от узла на макушке, их больше не заплетали в тугие косы на затылке. Джеку страшно хотелось вытащить из волос Элли шпильки и позволить им рассыпаться по ее плечам.
Теперь Элли походила скорее на леди из общества, чем на старую деву в стесненных обстоятельствах. Не напоминала она также и модную куклу, слава Богу, всю в рюшках, лентах и кружевах, стало быть, она не прислушивалась к советам своей кузины.
Джек отдал шляпную коробку лакею.
– Я хотел поговорить с вами.
– А я хотела поговорить с вами.
Он провел ее мимо двух рабочих, которые расчищали цветную лепнину в вестибюле, и открыл дверь в столовую для завтрака, которая была почти закончена.
– Вот и хорошо, – сказал Джек. – Теперь можно поговорить.
Но вдруг у него не нашлось нужных слов. Не нашлось их и у Элли, хотя она репетировала свою речь часами.
– Как вы думаете, вашей невестке понравятся эти обои? – Лучшего она не смогла придумать.
– Да Бог с ними, с обоями! Нам нужно поговорить об… о том, что…
Между ними не было ничего, кроме метлы и совка для мусора, насколько она могла видеть. Потом Элли посмотрела на Джека, а это было ошибкой. Глаза его были полны желания, и вдруг между ними не оказалось уже ничего, кроме нескольких слоев одежды. Губы их встретились.
Конечно, Элли знала, что нельзя допускать подобных вольностей. И конечно, знала, что Джек отпустит ее сразу же, стоит ей только возразить. И еще она знала, что возразить не сможет, не сможет отказать ему, не сможет вырваться из его объятий и отказаться от наслаждения, которое он ей предлагает. Она никогда не могла устоять перед Джеком, так зачем же делать это теперь, когда она уже решила отдаться ему?
И вот она обхватила его руками, теснее прижалась к нему и ответила на его поцелуй. Именно этого ей и хотелось, этого жаждало ее тело, это представлялось ей в воображении, это и должно было случиться, как она убедила себя.
Элли позволила себе ответить на поцелуй Джека. Наградой ей был его глубокий вздох. Или это ее вздох? Она втянула в себя его пряный запах, ощутила вкус вина, которое он пил до того, почувствовала, как он прижимается к ней, и что-то в ней сжалось в ответ. И то и другое, кажется, становилось все сильнее.
– Ах, Джек! – прошептала Элли ему на ухо, когда он наклонился и, целуя, провел губами по ее шее – ведь теперь ее платье не застегивалось до самого подбородка. – Мне следует велеть вам остановиться.
– Ах, Элли, я умру, если вы это сделаете.
Он наклонился ниже, чтобы поцеловать ее в ключицу, а потом и в грудь, поднимавшуюся в вырезе платья. Он лизнул языком чувствительную атласную кожу, и Элли вздохнула. Или это он вздохнул?
– Это плохо, но кажется, что хорошо.
– В нашей власти сделать, чтобы это было хорошо, милая.
Он уже заставлял ее желать, чтобы все ее правила сгинули без следа.
– Мне следует уйти, но я никак не могу отказаться от этого.
– Вам никогда не придется от этого отказываться.
Никогда? Но любовниц берут не навсегда. Нет, сейчас Элли не хотела об этом думать. Она не хотела ничего, только бы чувствовать и плыть по волне желания, которое она вызывала у него. А он – у нее.
– Вот это, – сказал он, пытаясь оттянуть книзу вырез ее платья, чтобы достать губами как можно глубже. – Вот это имеет место между нами. Я не могу оторвать от вас руки.
Ее руки тоже были очень заняты – они развязывали его шейный платок, чтобы можно было поцеловать Джека в шею и ощутить разницу между выбритой щекой и подбородком. Ее губы случайно оказались рядом с его ухом, и Элли попробовала также и ухо, и Джек застонал, и ей тоже захотелось застонать.
Ей не было больно, но все ее тело ныло. У нее не было жара, но она горела.
– А я не могу вам отказать.
– Хорошо. Значит, вы согласны?
Элли поняла, что вот-вот перейдет границы дозволенного. Когда она станет любовницей Джека, она не сможет снова стать чопорной и добродетельной мисс Силвер.
Ну и к черту мисс Силвер! Она никогда не ощущала себя такой живой, такой желанной, такой женщиной!
– Я согласна.
Джек подхватил Элли на руки и отнес к столу. Потом откинул пыльную скатерть и усадил Элли на столешницу.
– Вы сделали меня совершенно счастливым, любовь моя.
Уже? Элли намеревалась сделать его – и саму себя – куда счастливее. Она не очень понимала, как именно, но Джек подскажет ей. Она притянула Джека к себе. Теперь обе его руки были свободны, он гладил ее и целовал и шептал слова нежности – он, дескать, никогда не встречал такую женщину, как она, он не может без нее, Гарольд объяснил ему, как все должно быть.
– Гарольд? Вы говорили об этом с Гарольдом?
Поскольку Джек поднимал ее юбки все выше и выше, он решил ответить вполне честно:
– Ну, не совсем об этом.
Наконец его рука оказалась именно там, где ему хотелось; Элли никак не могла вообразить, что она там окажется. Она задохнулась от неведомых ранее чувств, запылала и ухватилась за рубашку Джека, чтобы стянуть ее, чтобы ощутить его грудь, поросшую мягкими волосками.