Рогач умело сместился, подставив мне позицию для удара, я лихо взмахнул мечом. Вожак откатился в сторону, умелый боец, вскочил на ноги, весь в серой пыли, на лице жуткая грязевая маска из. крови и пыли, в глазах ярость, меч в обеих руках.
Я нанес удар сверху и чуть наискось. Вожак вскинул свой меч, парируя удар, звякнуло, мои руки тряхнуло, а в плече отозвалось болью. Под ярким солнцем больно сверкнули обломки меча, а сверкающая полоса стали в моих руках глубоко врубилась в плечо противника.
Он вскрикнул, глаза стали белыми от боли, прохрипел:
— Да, это о тебе говорил…
— Плакали ваши денежки, — сказал я сочувствующе.
— Нам повезло, — произнес он с трудом, — что первыми встретили… но не повезло…
Он упал на колени, из жуткой раны брызжет кровь и торчат срезанные кости. Из грязевой маски лица бешеной ненавистью горят глаза.
— Обман, — сказал я. — Не верю в такие большие награды.
— Была великая клятва, — просипел он. — Ее не нарушают…
Он завалился на спину, одну руку откинул, вторая легла вдоль туловища, держась на одних сухожилиях и остатках кожи. Сверху прозвучало хвастливое:
— Я одного долбанул в темя! Надеюсь, это не слишком умалило вашу победу, мой лорд?
— Не слишком, не слишком, — ответил я, поморщившись.
Волк сидел на заднице, язык высунул, дыхание вырывается частое, с хрипами. По сути, он спас мою шкуру, кусая коней за ноги, из-за чего те искатели приключений не могли никак нанести прицельный удар.
— Мой лорд, — выговорил он сквозь частое дыхание, — тут осталась добыча…
Я посмотрел на отбежавших в сторону трех коней, на распростертые тела, которым не повезло, сказал многозначительно:
— Всадник без лошади — уже не всадник. Лошадь же без всадника — все еще лошадь.
— Ого, — ответил волк с уважением, — как мудро. А что это значит?
— Что для жратвы у тебя есть зайцы, олени, кабаны, поросята. А коней возьмем с собой. Вдруг что-то придется везти тяжелое?
Ворон прокаркал:
— Сокровища, сокровища!
— Никаких тебе пиастров, — отрезал я. — Может быть, впереди голодный край? А я не стану просить экономическую помощь, за нее надо платить сменой режима. А режим мне ндравится!
Но, несмотря на уверенный тон, сраженных противников рассматривал с тревогой и опаской. Не юные искатели приключений, опытные и зрелые ребята. Самое опасное сочетание, ибо зрелость — это когда человек прожил достаточно, чтобы осознавать сделанные ранее дурости, но еще достаточно молод, чтобы делать новые. Если они приняли предложение принести мою голову, то явно награда в самом деле велика и явно же, что награду эту надеются получить. К этому возрасту уже понимают, когда собираются кинуть, а когда в самом деле заплатят. Но что за гад, который пообещал мешок золота и свой королевский трон?.. Мешок золота — ладно, могу поверить, я же знаю, что мне вообще цены нет, но… королевский трон? А сам куда уйдет?.. Если в пещеру искать истину, то явная брехня, я слышал только про одного такого человека, да и то не очень-то верю. Это он другим говорил, что истину ищет, а сам наверняка по борделям…
Я вздохнул, возвращаясь в реальный мир, сказал громко:
— Друзья познаются в беде, если, конечно, их удается при этом найти. Спасибо, волк!
— А я? — донеслось из-за спины. Ворон уже уселся на одного сраженного и с жадностью долбил глаза, опровергая ложь, что вороны питаются мертвечиной. — Я тоже одного прямо в темя!
— И тебе спасибо, — сказал я. — Вы просто герои. Что ты там долбишься?
— Надо успеть, — ответил ворон, — пока не остыло, пока живое!.. Сыроедение — такая тонкая штука, что все полезное содержится только в живом. Вы проростки еще не пробовали?
— А что это такое? — спросил я обалдело.
— Темнота… Простите, мой лорд, просто с возрастом мудрые обычно переходят на здоровую пищу. Я еще не перешел, но уже присматриваюсь, пробую. Вообще-то вкусно.
— А-а-а, — протянул я, — что-то и я слышал. Ты с уринотерапии начни. Волк тебе поможет, снабдит для долгой жизни.
— Снабдю, — ответил волк с готовностью. Он переворачивал убитых, рассматривал пояса, прорычал разочарованно: — Если и есть у них золото, то зашито в седлах. А пояса пустые.
— Проверим, — пообещал я. — На привале.
Коней удалось поймать легко, к Рогачу все кони чувствуют доверие, я взял их на длинный повод, ворон попытался взлететь, но только поцарапал мне щеку жесткими перьями, заявил, что отяжелел, пока что не может, пока не облегчится.
— Тогда пересядь на одного из их коней, — сказал я, озлившись. — Только седла когтями не порви!
Глава 4
Пока выехали из леса, еще дважды нападали разбойники, но уже пожиже, хлипкие. Что удивило, так это отвага: одно дело броситься на проезжающих крестьян, другое — на такого вот мордоворота, как я. Нужен очень уж большой стимул, чем просто пограбить.
На опушке налетали противные крылатые твари с крыльями летучих мышей и мордами старух, одновременно из кротовьих нор вылезали толстые жуки и пробовали утащить под землю. Уже в поле прибил еще двух, один, умирая, успел сообщить, что на меня покушаются по приказу Властелина Тьмы… Нелепость какая-то, я с ним пока что не ссорился.
Дальше ехали чистым бескрайним полем. Я глубоко вдыхал свежий воздух, напоенный запахами полевых и луговых трав, как вдруг ворон на плече встрепенулся, угрожающе заскрежетал клювом. Я очнулся от дум, к тому же волк, что несся рядом с конем большими стелющимися прыжками, вздыбил шерсть и угрожающе зарычал.
В чистом поле из-за поворота выехали на могучих рыцарских конях двое. Кони фыркают и мотают головами, оба в боевой броне и покрыты яркими попонами, тоже боевыми, а рыцари с головы до ног в блистающем железе. Забрала опущены, длинные копья смотрят в мою сторону. Кони и сами рыцари настолько похожи друг на друга, что мне почудилось, будто вижу одного рядом с зеркалом. На щитах намалеваны страшные рогатые драконы с оскаленными пастями и плюющиеся огнем. Такими же драконами размалеваны боевые конские попоны. Даже на шлемах выдавлены маленькие фигурки разъяренных драконов.
Один заговорил медленно и торжественно, сильный суровый голос прогремел, как далекие раскаты грома:
— Меня зовут сэр Оуэне Недремлющий. Во имя Великого Дракона, я — страж этих кордонов. Назови себя, путешествующий через наши земли!.. И скажи цель, ради чего идешь по земле.
А второй добавил медленно и тоже торжественно, его сильный суровый голос прогремел, как далекие раскаты грома:
— А меня зовут сэр Люцкес Неспящий. Я истинный страж этих кордонов во имя Величайшего из Драконов! Назовись, а мы решим, как поступить с тобой.
Мне, варвару, это как ножом поскрести по стеклу, я мгновенно вскипел, всегда ненавидел этих, в мерседесах, медленно, даже очень медленно поднял руку к рукояти моего заплечного меча, давая возможность рассмотреть мои могучие предплечья, ответил нагло:
— Я за мир без границ!.. А изволю ехать потому, что здесь находится сфера моих жизненных интересов.
Мои пальцы коснулись рукояти меча. Я сжал ее в ладони покрепче, чтобы мускулы красивой волной прокатились по могучей длани, подняли шар на плече и орельефили мускулатуру на груди.
Второй сказал первому торопливо:
— Он говорит о сфере!
Первый спросил его:
— Полагаешь, он и есть Избранный?
У меня на слово «избранный» уже рефлекс, как у всякого живущего под гнетом общечеловеческих ценностей, я зло засопел, еще чуть — и фашистом или евреем обзовут.
— Вы мне лапшу не вешайте, — сказал я, — на ус ее мотать не стану. Как у вас тут с правами человека? А может быть, я тут с инспекцией от известных международных организаций! Заодно и насчет запасов нефти узнаем…
Волк посмотрел на меня, на ворона, предложил деловито:
— Я беру правого. А ты, пернатое, бери левого!..
Я поинтересовался ядовито:
— А что делать мне, млекопитающему?
— Ловить коней, конечно, — удивился волк. — Они почему-то меня как-то сторонятся. Дурные! Я лошадей как раз люблю.
Он облизнулся. Рыцарские кони попытались пятиться, но длани сэра Оуэнса и сэра Люцкеса держали повода крепко. Сами рыцари переглянулись, разом вскинули руки. Железные ворота на шлемах поднялись с металлическим стуком. Оба и без скорлупы оказались похожими, разве что один явный скандинав, а второй чернейший из негров, черный до синевы, настоящий негр афроазиатского происхождения.