Шаман предостерёг: —Внимание! Доски скользкие и кое-где прогнили.
Мост благополучно оставили позади. Перед нами была крепость Околица, место дислокации «звёздных».
— Теперь дойдёте. — пообещал Шаман, — Туда заходить не буду. Самостоятельно договаривайтесь с военными о следующем проводнике.
Повернулся, не прощаясь, легко перебежал по мостику и исчез за кустами.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул Редька. — Изящество и грация. Чисто тебе балерина… Ну, делать нечего, поползли дальше самостоятельно, братва.
19 августа 2007 г., под полночь.
Измотанные ребята дрыхли без задних ног в казарме «звёздных». Хоть из пушки стреляй — не разбудить. И ведь не пустые слова, проверено: только что ахнуло орудие танка Т-34, вкопанного в вал Околицы, а никто даже не пошевелился во сне. Я вопросительно глянул на капитана Мирона.
— Холостой. — пояснил он. — Против весёлых призраков нет лучшего средства. Тут же сворачиваются. Наелся?
— Спасибо. — я отставил котелок. — Ох, не суп а сказка. Забыл, когда горячее хлебал.
— Кто ещё знает, то о чём ты доложил? — задумчиво спросил майор Гром. — Имею в виду — знает точно и в подробностях, а не догадывается и строит предположения.
Он в лёгком нетерпении похлопывал ладонью по своему костылю.
— Марьинский шаман. — ответил я. — Через него информация должна попасть к деповской учёной братии. Потом, скорее всего, Старик уже связался с кем-то из «курортников».
— Я ведь вот отчего интересуюсь. — вздохнул Гром. — Самое неприятное, что может случиться сейчас — это суматоха и неразбериха. Антенна перестала работать, значит, путь в Усть-Хамск и из него открыт. Туда могут устремиться неуёмные разведчики и добытчики. Среди них всегда были популярны сказки о несметных усть-хамских сокровищах. Чокнутые научники из Депо тоже полезут в поисках новых тайн и загадок. Я уж не говорю о лукьяновских бандюках. Чёрт с ними, с бандюками, но нормальный-то народ жалко. Полягут ведь все.
— Почему? — не понял капитан Мирон.
— Да потому что навстречу им из развалин попрёт чёрт-те что. Такое, о чём мы раньше вообще представления не имели. То, что прежде сидело за создаваемой Антенной завесой и помалкивало себе.
— Ну, товарищ майор, это ты уж загнул… Почему обязательно «попрёт»? — пожал плечами Мирон.
— А почему не попрёт? — передразнил его движение Гром. — По роду нашей с тобой, капитан, деятельности мы просто обязаны предполагать худшее. И стараться его предупредить.
— Ну да, ну да…
— Вот что, капитан, полагаю, у нас в запасе имеется ночь. За это время следует обязательно установить связь со Стариком. Это раз. На заре поднимаем всех по тревоге и попытаемся перекрыть патрулями самые важные входы-выходы на окраине Усть-Хамска. Это два. И, наконец, третье, самое трудное. Настолько сложное, что, что никому, кроме тебя, Мирон, поручить не могу. Отправляйся к сектантам из Красново и со всевозможной деликатностью убеди их принять всё спокойно. Неси какую угодно ахинею, вплоть до того, что на нас, тупых вояк, снизошло озарение, и мы хотим всем составом обратиться в их веру. Главное, чтобы не выкинули какого-нибудь фанатического коленца. Идеальный вариант — если красновцы присоединятся к патрулированию. Почему нет? Они же всегда мечтали защитить Матушку-зону от грубых и жадных лап безбожников. Вот пусть и послужат святому делу.
— Исполняю, товарищ майор. — Мирон вышел.
— Правда, с продовольствием у нас проблемы. — хмуро сказал майор Гром. — На пределе.
— На сутки хватит?
— Не больше.
— Отправь нескольких рядовых караваном в Гремячье. — посоветовал я. — Там мой друг Ташкент вас под завязку обеспечит консервами и всякой там мукой-крупой. Притом, совершенно бесплатно, не то, что покойный Кузнец.
Гром изумлённо воззрился на меня. Было ясно, что у него множество вопросов, но он удержался.
— Ладно. — сказал он. — Только вот больше пяти человек послать не смогу. Даже если каждый принесёт на себе тридцать килограммов, проблемы это не решит.
Тут я непроизвольно завывающе зевнул, спохватился, извинился и, превозмогая желание рухнуть и уснуть прямо на полу, рассказал ему о нашем возвращении с тележками из Гремячьего.
— Вот это да! Довезли до «курорта»? — у майора загорелись глаза. — Так сколько ж такая колымага подымет?
— Думаю, до центнера.