Вместо того, чтобы поговорить с Милли, я отгородился от нее. В тот момент, когда Сиенна вручила мне тест на беременность, я отдалился от Милли. Перестал отвечать на ее сообщения. Пропустил наш урок философии, чтобы избежать встречи с ней. Так совпало, что это было сразу после нашего поцелуя.
Неудивительно, что Милли подумала, что из-за этого поцелуя я стал призраком. На самом деле я тонул. Моя бывшая девушка, женщина, которая ненавидела Милли всеми фибрами души, была беременна моим ребенком, угрожая отказаться от него. В то время единственным выбором, который я видел, было пожертвовать своей дружбой с Милли и отпустить ее.
— Я должен был поговорить с тобой. Но я пытался поступить правильно ради Джоуи. Это никогда не касалось Сиенны. Это всегда было ради моей дочери.
Милли снова повернулась к стакану, ее палец снова обвел ободок.
— Я не хочу причинять тебе боль. Я понятия не имел, что ты работаешь в УШС, не говоря уже о спортивном департаменте. Иначе я бы первым пришел к тебе.
Она кивнула, все еще избегая зрительного контакта.
— Ты никогда не искал меня?
— Нет, — признался я. — Но не потому, что не думал о тебе.
Она молчала.
— Я здесь, — сказал я. — Я хочу быть здесь. Хочу хорошо поработать и дать Джоуи хоть раз в жизни почувствовать себя нормальной.
Еще один кивок.
Это был момент, когда мне следовало заткнуться. Когда я должен был быть удовлетворен тем, что вообще смог с ней поговорить и что она выслушала. Но вытащил ли я свою задницу из этой кабинки? Оставил ли я ее в покое, чтобы позволить двигаться дальше?
Нет. Потому что, когда дело доходило до Миллисент Каннингем, я не был готов признать, что игра окончена. Еще нет.
— Я бы хотел начать сначала.
Это привлекло ее внимание. Ее лицо повернулось к моему, а карие глаза расширились.
— Начать что?
Нас.
— Дружбу. С нее и мы и начнем. Думаешь, ты могла бы снова стать моим другом?
— Может быть, — прошептала она.
Это не было отказом. И на сегодня я восприму это как победу.
— Справедливо.
Я выудил из кармана бумажник и положил на стол стодолларовую купюру. Затем выскользнул из кабинки, готовый отправиться домой к своему ребенку, когда Милли остановила меня.
— Форд?
— Да?
— Джоуи повезло, что ты ее отец. Что ты сражаешься за нее.
— Я всегда буду сражаться за нее.
— Хорошо. — Она кивнула, затем отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
Отец Милли умер, когда она училась в восьмом классе. Он был пилотом и погиб в автомобильной катастрофе по дороге в аэропорт. Из всего, что она рассказывала мне о нем, я понял, что он был тем типом отца, который надрал бы мне задницу за то, что я разбил сердце его дочери.
Я бы позволил ему.
Если бы какой-нибудь мужчина причинил Джоуи такую боль, он был бы мертв. Я всегда буду бороться за свою девочку.
Но, возможно, пришло время побороться за кого-то другого.
За себя.
Возможно, пришло время побороться за то, чего я хотел.
На данный момент я хотел красивые карие глаза и мягкие шоколадные волосы.
— Увидимся на работе, Милли.
Глава 8
Милли
— Где ты была? — cпросила Отем.
Я не могла вспомнить, когда в последний раз она отвечала на мои телефонные звонки «привет», но это была Отем. Она была непримиримо прямолинейна и считала большинство любезностей пустой тратой времени, особенно для своих самых близких друзей.
Я рассмеялась, пересекая парковку у продуктового магазина.
— На работе. Дома. В тех же местах, куда хожу всегда.
— Ты избегаешь меня. Я звонила тебе три раза на этой неделе.
— На работе было очень много работы. — Это не было полной ложью.
Скоро начнется осенний семестр, все готовились к новому учебному году, и на работе было много дел. Но да, я избегала ее. Я избегала всех.
За неделю, прошедшую с тех пор, как мы с Фордом встретились в пивоварне, я провела большую часть времени в одиночестве.
Созерцая. Воспоминая. Исцеляясь.
Я была рада, что Форд настоял на разговоре. Мне нужно было услышать его объяснение, узнать, почему он так резко покончил со мной. В течение недели я прокручивала в голове наш разговор. Позволила ему впитаться и зашить некоторые раны, которые игнорировала в течение десяти лет.
Те последние несколько недель моего последнего курса были жестокими. Форд избегал меня. Я избегала Форда. Каждый раз, когда наши пути пересекались с Сиенной, она ехидно улыбалась мне и поглаживала свой плоский живот.
Я чувствовала себя обманутой. Использованной. Униженной. Когда дело касалось парней, храброй я не была. Но впервые в жизни я сама инициировала поцелуй, а на следующий день Форд вычеркнул меня из своей жизни.
Все, чего я хотела, это закончить семестр и сбежать от Форда. Вот только, его только что задрафтовали в НФЛ, и его успех был постоянной темой в кампусе и на поле.
Это было невозможно — хотеть поздравить своего друга, но в то же время чувствовать такую горечь.
Может быть, было бы лучше, если бы я вообще его не целовала. Мы бы просто остались друзьями. Может быть, он рассказал бы мне о Сиенне и ребенке вместо того, чтобы исчезнуть из моей жизни.
В течение десяти лет я думала, что тот поцелуй означал нашу гибель. Что он поцеловал меня в ответ из жалости. Что не хотел отвергать меня сразу. Что не хотел признаваться, что все еще влюблен в Сиенну.
Но после нашего разговора в пивоварне, ну…
Прошедшие десять лет выглядели совсем не так, как неделю назад.
Вот только, недели было недостаточно, и я все еще боролась со своими эмоциями, пытаясь разобраться в запутанном хаосе в моем сердце. Я расскажу Отем о своем разговоре с Фордом. В конце концов. Но не сегодня.
Так что я придерживалась своей невинной лжи.
Я была очень занята.
— Занята, — невозмутимо ответила она. — Это и есть твое оправдание? Не забывай, с кем ты разговариваешь, Милли.
— Это правда. Ты знаешь, как это бывает в это время года. У меня ненормированный график. О, но Адриан вчера заходил ко мне в офис. Снова.
Его вчерашний визит стал четвертым с момента его знакомства с Фордом.
Отем застонала.
— О, Адриан.
— Я не хочу быть резкой. Я знаю, что причинила ему боль, когда мы расстались.
— Да, но он должен двигаться дальше. Сейчас мы на грани жалости.
Она не ошиблась.
— Что ты делаешь сегодня? — спросила она.
— Иду в продуктовый магазин, — сказала я, протаскивая тележку мимо двойных дверей. — Стираю. И просто занимаюсь ничего неделанием. А ты?
— Работаю до семи. Мне позвонила клиентка, чтобы в последнюю минуту сделать стрижку и покраситься, и я, как последняя дурочка, согласилась. Хочешь встретиться и выпить чего-нибудь, когда я закончу?
— Эм… — Этим утром я совершила семимильную пробежку, пока не стало слишком жарко, и теперь все, что я хотела сделать, это побродить по дому. Может быть, испечь печенье. Сегодня я собиралась заработать немного калорий с помощью сахара.