Я не могу описать, как изменилось выражение его лица — не смогла бы, даже если бы попыталась — и хочу умолять его простить меня за то, что отослала его, когда он просто пытается защитить меня от самой себя, от боли, когда это очевидно неизбежно.
Боль и опустошение. Любовь и преданность.
Вот что я вижу в полуприкрытых глазах Гандерсона, когда он, размышляя, смотрит на меня.
— Ладно. — Он поджимает губы, наклоняется и целует меня в щеку, говоря мне на ухо. — Напиши, если хочешь, чтобы я вернулся.
— Обязательно.
— Спокойной ночи, Анабелль. — Рекс выдергивает из кармана вязаную шапочку и надевает ее на голову. Рычит на Эллиота, ударяя его по широкому плечу, когда проходит мимо, спускаясь на тротуар. — Два очка, засранец.
Я смущенно машу ему рукой.
— Пока.
Он идет назад по тротуару, лицом к дому, зовет меня на холоде.
— Я вернусь через две недели. Напишу тебе, пока меня не будет.
Очередной взмах рукой.
— Езжай осторожно.
Холодно, и наше теплое дыхание смешивается с холодным воздухом, наполненным напряжением. Я не могу остановить грудь, которая поднимается и опускается, тяжело дыша от шока, увидев Эллиота на бетонных ступенях дома.
Отвожу взгляд от дороги, от задних фар удаляющегося автомобиля Рекса Гандерсона к Эллиоту, боясь того, что увижу там.
— Я знаю, что спрашивать не мое дело, но что, черт возьми, это было?
Он прав, это действительно не его дело. Не теперь, не после того, как он уехал без каких-либо заявлений или обязательств по отношению ко мне.
— Это был Рекс. — Я намеренно говорю глупости.
— Очевидно, — Эллиот делает паузу, в его голосе слышится раздражение. — Что он здесь делал?
— Мы просто друзья.
— Просто друзья. Думаешь, я куплюсь на это дерьмо?
Я вскидываю руки, слишком уставшая, чтобы спорить, слишком взволнованная, увидев его. Он большой, рослый и наконец-то стоит на моем пороге, как я мечтала сотни раз.
— Эллиот, я очень рада тебя видеть, но если все, что ты хочешь сделать, это поспорить о моей дружбе с Гандерсоном, то ты пришел не по адресу.— Я сглатываю комок в горле, прежде чем слезы могут пролиться. — Кроме того, я думала, что ты вернешься домой к родителям.
— Нет. Я пришел прямо сюда.— Он тоже проглатывает комок. — Я хотел быть здесь.
У его ног лежат две огромные сумки, которые я не узнаю, большие, набитые сумки, которые не похожи на дорожные сумки. Они слишком большие, пухлые, созданы для путешествий.
— Что все это значит? Ты дома всего на несколько недель, это кажется... чрезмерным.
— Я бросил учебу, Анабелль. Я собрал свое дерьмо и ушел.
— Что ты имеешь в виду? — Клянусь, у меня перехватывает дыхание, я жду, что он скажет. С надеждой, но настороженно. Взволнованно, но осторожно. Виновато.
— Я ушел. Закончил. Бросил. Как хочешь, так и называй. Я взял самоотвод.
— Эллиот, мы же говорили об этом. — Я не могу удержать нервы в моем голосе. Зачем ему бросать учебу и возвращаться в Айову, если он ненавидит это место? Когда он был так уверен, что Мичиган — лучшая школа для него? Ради его будущего?
— Я так хочу, Анабелль. Это съедает меня изнутри. Ты понятия не имеешь, ни малейшего. Я безумно скучал по тебе еще до того, как переехал туда, и ни за что не собираюсь оставаться в Мичигане, зная, что ты здесь одна и к тому же беременная. Ни за что.
— Не знаю, что и сказать.
— Можно войти? — Он подпрыгивает на носках, дует на руки, хотя они покрыты большими черными перчатками. — Здесь страшно холодно.
Эллиот
Как только Анабелль закрывает за мной дверь, сбрасывает одеяло, обернутое вокруг ее плеч, и я вижу, что ребенок шевелиться.…
Я падаю на колени и оказываюсь лицом к лицу с ее беременным животом. Кладу руки по обе стороны от нее, поглаживая ладонями растянутый хлопок ее темно-синей футболки с длинными рукавами.
— Боже мой, посмотри на себя. — Я не знаю, что сказать дальше, я не ожидал увидеть ее такой. Эта Анабелль неземная и великолепная — не то, чтобы она не была такой раньше — и вся сияет. Все в ней умиротворенно и безмятежно, и неудивительно, что Рекс Гандерсон шныряет вокруг.
Она никогда не выглядела более красивой, чем сейчас.
Она прислала мне свои фотографии, и я слежу за ней в Instagram, но фотографии и реальность — это две совершенно разные вещи.
Это нереально.
И так прекрасно.
— Я огромная. — Анабелль краснеет, опускает лицо, чтобы скрыть румянец, ползущий по щекам и шее. — Если ты хочешь знать правду, мне неловко ходить на занятия.