Она плыла, медленно удаляясь от берега одним и тем же заученным движением — по кругу, вперёд и влево, как плавала много лет подряд.
Ошеломлённые люди молча стояли на стенке и смотрели ей вслед. В тишине послышалось всхлипывание. Это плакала девушка.
Луша плыла, как всегда, у самой поверхности. Тёмные кольца от её движения всё удалялись и удалялись от берега, пока их не накрыла синяя полоса ряби. Шёл шквал — предвестник приближающегося шторма.
Ночью разыгрался ветер. Гудели ревуны на буях. Всю ночь по бухте сновали задержанные штормом корабли…
Прошли ночь и день.
Вечером к причалу на северной стороне бухты прибило безжизненную тушу громадной рыбины.
У причала стоял последний уходивший из Севастополя миноносец. На борту его оказался работник станции. Он узнал Толстую Лушу. В её теле зияла рана. Левый бок почти до хребта был рассечён пароходным винтом.
Встретясь ночью с кораблём, белуга не смогла уклониться от удара и погибла, так и не сумев выйти из бухты…
Когда Лиза кончила рассказывать, я сказал:
— А я знаю, кто была эта девушка. Это были вы?
Она кивнула.
СЫН
Я решил, что пора рассчитаться с хозяевами за комнату.
— Бабушка, — сказал я однажды, когда старуха пришла ко мне убирать, — скоро месяц, как я живу.
— Ну и живи.
— Очень мне хорошо тут у вас. Хорошая комната. Тихо.
Старуха походила по комнате, остановилась перед фотографиями и сказала:
— Говорят, Ваня мой, сыночек, на помощь звал, а его не услышали… В город увезли, да так и не привезли обратно, — непогоды сильные в ту пору начались. Кто хоронил, и хоронил ли, не знаем, а у нас только митинг на комбинате был, речи говорили. Старик мой ходил, а у меня сил не хватило… Учительница у соседей живёт, та и сейчас к нам приходит. Очень хорошая женщина, молодая. «Лучше вашего Вани никого не было», — говорит. Любила его, что ли…