- Ничего не ответила. Я не дожидался. Я только сказал ей то, что он велел сказать, и ушел. Я боялся, что она примется плакать.
- Одиночество действует на нее угнетающе, - сказал доктор. - А тут еще дождь! От этого у кого угодно разыграются нервы, - продолжал он сердито. - Что он, никогда не прекращается на этом чертовом острове?
- В дождливый сезон льет почти без передышки. У нас в год выпадает триста дюймов осадков. Все дело в форме бухты. Можно подумать, что она притягивает дождь со всего океана.
- Черт бы побрал эту бухту с ее формой, - сказал доктор.
Он почесал место, укушенное москитом. Его душило раздражение. Когда дождь кончался и выглядывало солнце, остров превращался в оранжерею, полную влажных, тяжелых, удушливых испарений, и вас охватывало странное ощущение, что все кругом яростно растет. А в туземцах, которых считают беззаботными и счастливыми, как дети, благодаря их татуировке и крашеным волосам, начинало сквозить что-то зловещее; и, услышав за спиной шлепанье их босых ног, вы инстинктивно оборачивались. Вы чувствовали, что в любую минуту они могут оказаться рядом и молниеносно всадить вам между лопаток длинный нож. Как знать, какие черные мысли прячутся за их широко расставленными глазами? Они чем-то напоминали изображения на стенах египетских храмов, и от них веяло древним ужасом.
Миссионер приходил и снова уходил. Он был занят, но чем - Макфейлы не знали. Хорн сказал доктору, что он каждый день посещает губернатора, и как-то раз Дэвидсон сам заговорил о нем.
- Он производит впечатление человека решительного, но на поверку оказывается, что у него нет никакой твердости.
- Другими словами, он не желает безоговорочно подчиняться вашим требованиям? - шутливо сказал доктор.
Миссионер не улыбнулся.
- Я требую только одного - чтобы он поступил, как должно. Прискорбно, что есть люди, которым приходится напоминать об этом.
- Но ведь могут быть разные мнения, что считать должным.
- Если бы у больного началась гангрена ступни, могли бы вы равнодушно смотреть, как кто-то раздумывает, ампутировать ее или нет?
- Гангрена - вещь вполне реальная.
- А грех?
Что именно сделал Дэвидсон, скоро перестало быть тайной. Все четверо только что пообедали, дамы и доктор собирались по обыкновению пойти прилечь, пока не спадет жара, - Дэвидсон презирал эту изнеживающую привычку. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвалась мисс Томпсон. Она обвела всех взглядом и затем шагнула к Дэвидсону.
- Что ты, погань, наплел на меня губернатору?
Она заикалась от бешенства. На секунду воцарилась тишина. Затем миссионер пододвинул ей стул.
- Садитесь, пожалуйста, мисс Томпсон. Я давно надеялся еще раз побеседовать с вами.
- Сволочь ты поганая.
Она обрушила на него поток гнусных и оскорбительных ругательств. Дэвидсон не спускал с нее внимательного взгляда.
- Меня не трогает брань, которой вы сочли нужным осыпать меня, мисс Томпсон, - сказал он, - но я прошу вас не забывать, что здесь присутствуют дамы.
Теперь к ее гневу уже примешивались слезы. Лицо ее покраснело и распухло, словно ее что-то душило.
- Что случилось? - спросил доктор Макфейл.
- Ко мне заходил какой-то тип и сказал, чтобы я убиралась отсюда со следующим пароходом.
Блеснули ли глаза миссионера? Его лицо оставалось невозмутимым.
- Едва ли вы могли ожидать, что при данных обстоятельствах губернатор разрешит вам остаться здесь.
- Это твоя работа, - взвизгнула она. - Нечего вилять. Это твоя работа.
- Я не собираюсь вас обманывать. Я действительно убеждал губернатора принять меры, единственно совместные с его долгом.
- Ну что ты ко мне привязался? Я же тебе ничего не сделала.
- Поверьте, даже если бы вы причинили мне вред, я не питал бы к вам ни малейшего зла.
- Да что я, хочу, что ли, остаться в этой дыре? Я привыкла жить в настоящих городах!
- В таком случае я не понимаю, на что вы, собственно, жалуетесь.
С воплем ярости она выбежала из комнаты. Наступило короткое молчание. Потом заговорил Дэвидсон.
- Очень приятно, что губернатор все-таки решился действовать. Он слабоволен и без конца тянул и откладывал. Он говорил, что здесь она, во всяком случае, больше двух недель не пробудет, а потом уедет в Апию, которая находится в британских владениях и к нему отношения не имеет.
Миссионер вскочил и зашагал по комнате.
- Просто страшно становится при мысли, как люди, облеченные властью, стремятся уклониться от ответственности. Они рассуждают так, словно грех, творимый не у них на глазах, перестает быть грехом. Самое существование этой женщины - позор, и что изменится, если ее переправят на другой остров? В конце концов мне пришлось говорить прямо.