— Сказала.
— Тогда зачем ты спрашиваешь, Мередит?
— Будешь ли ты сожалеть, если не станешь для наших детей тетей Андаис?
— Я и так их тетя, Мередит. Тебе этого не изменить.
— Может и нет, но я в праве решить, будешь ли ты лишь формально называться их тетей или по-настоящему станешь частью их жизней, чтобы они в хорошем смысле знали, кто ты такая, или попадешь в число тех, о ком мы будем предостерегать их. Хочешь быть чудовищем для своих племянников? Лишь увидишь тетю Андаис, беги! Если она приблизиться к тебе, зови на помощь, борись! Такой след ты хочешь оставить в их жизни?
— Они не смогут дать мне отпор и победить, Мередит, даже ты не можешь.
— Я не это хотела до тебя донести, то, что ты подумала об этом, и делает тебя нежеланным гостем здесь.
— Не делай из меня своего врага, Мередит.
— Тогда извинись, тетя Андаис.
— За что?
— За напоминание Холоду о боли прошлого, за попытку запугать Китто, за каждую угрозу, каждый намек на боль и жестокость, с которыми ты сегодня говорила.
— Королевы не просят прощения, Мередит.
— А тети это делают.
Она моргнула, глядя на меня.
— Ах, — вздохнула она, — так ты хочешь, чтобы я стала жизнерадостной родственницей, раздающей подарки и улыбки.
— Именно так, — подтвердила я.
Она улыбнулась, но улыбка эта была не из приятных, словно она съела что-то горькое.
— Хочешь, чтобы рядом с детьми я была совсем другой, нежели есть на самом деле?
— Если это предполагает быть приятной, доброй и просто нормальной тетей, то да, Андаис, именно этого я и хочу.
— Все это не их наследие.
— Мой отец, твой брат, придерживался другой позиции и научил меня всему этому.
— Именно любовь и доброта и погубили его, Мередит. Он засомневался, потому что любил своего убийцу.
— Возможно, если бы ты воспитала своего сына так же, как отец меня, научила бы его быть добрым, заботливым и счастливым, никто из них не был бы сейчас мертв.
Она замерла, словно я отвесила ей пощечину.
— Как смеешь ты…
— Говорить правду? — закончила я.
— Так я должна стать фальшивкой, фикцией жизнерадостной, улыбающейся тетушки, не то ты попытаешься вычеркнуть меня из жизней моих племянников?
— Да, тетя Андаис, именно это я и имела в виду.
— А если я напомню, что всегда могу пройти сквозь тьму и навестить их тогда, когда пожелаю, что тогда вы скажите?
— Я скажу, что если ты ищешь смерти, то приходи без спроса, без приглашения, без предупреждения, и мы даруем тебе то, что ты ищешь, — ответил ей Дойл.
— Ты посмел угрожать мне, мой Мрак.
— Я больше не твой, моя королева. Тебе было абсолютно наплевать на меня, не считая явных угроз с твоей стороны. «Где мой Мрак? Приведите мне моего Мрака?» — а затем ты отправляла меня убивать от твоего имени. Сейчас у меня есть жизнь, есть причина, чтобы жить, помимо того, что я не старею, и я не позволю ничему встать между мной и этой жизнью.
— Даже своей королеве, — тихо проговорила она.
— Даже тебе, моя королева.
— Так значит либо я соглашаюсь на ваши нелепые требования, либо теряю все контакты с детьми.
— Да, — хором ответили мы с Дойлом, Холодом и Рисом. Остальные просто кивнули.
— Когда-то я бы пообещала отправить своих слуа в западные земли, чтобы они отыскали вас или детей и привели ко мне, но теперь король слуа стоит подле тебя и больше не отвечает мне.
— Ты сама отправила меня к ней, моя королева.
— Я послала тебя привести ее домой, а не забираться к ней в постель. Я бы не выбрала тебя для нее.
— Ты позволила ей выбирать из всех своих Воронов, а я как раз им и являюсь помимо того, что я король слуа.
Андаис взглянула на меня, и на ее лице отразились угроза, ярость и все то, от чего я хотела оградить наших детей.
— Ты лишила меня большей части моих угроз, Мередит. Даже гоблины теперь служат тебе больше, чем мне, и я этого не хотела. Это твоих рук дело, племянница моя.
— Эссус, твой брат, позаботился о том, чтобы я понимала порядки всех дворов фейри, не только Неблагого. Он считал, что если я вообще буду править, то всеми ими.
Она кивнула с задумчивым видом, гнев покинул ее, словно она не могла одновременно и злиться, и думать, и если это может быть правдой, тут есть над чем поразмыслить.
— Ты права, Мередит. Ты так дальновидно заключила с гоблинами соглашение, привлекла на свою сторону слуа, заслужила расположение моего Мрака и моего Убийственного Холода. Я не видела в тебе угрозу моему правлению, лишь пешку, которую можно использовать и выбросить, если она перестанет служить мне, а теперь ты стала могущественнее, чем я могла себе представить, и это без короны на твоей голове.
— У меня нет твоей силы, чтобы защититься, тетя. Мне пришлось искать силу там, где ее предлагали, раз я ей не обладаю.
— Ты владеешь руками плоти и крови, племянница. На поле боя это очень опасные силы.
— Но если бы я полагалась только на магию, тогда у меня не было бы Дойла или Холода, или Шолто, или гоблинов, или любого другого, чьего расположения я добилась. Я бы убивала, лишь бы спасти свою жизнь и жизни тех, кого я люблю. Не в моей способности убивать, неважно насколько ужасным способом, моя сила, тетя.
— А в чем же тогда твоя сила, племянница?
— В любви, преданности и при необходимости совершеннейшей безжалостности, но именно добротой и любовью я завладела большей силой, чем давали мне смерти.
Андаис состроила гримасу, словно почуяла что-то неприятное.
— Твои руки силы может и являются магией Неблагого двора, но ты так… — она закатила глаза, — пошла во всех этих проклятых божеств плодородия Благого двора. Любовь и доброта одержат победу, о да, боже, как же!
— Результаты на лицо, тетя.
— Мое правление длится уже больше тысячи лет. С добротой и любовью ты так долго не продержишься.
— Нет, потому что я столько не проживу, тетя Андаис, но будут править мои дети и их дети.
— Ты мне никогда не нравилась, Мередит.
— Ты мне тоже.
— А теперь я начинаю по-настоящему тебя ненавидеть.
— Ты задержалась, тетя Андаис, я боялась и ненавидела тебя большую часть своей жизни.
— Так значит между нами ненависть.
— Полагаю, что так.
— Но ты все равно хочешь, чтобы я приходила и прикидывалась кем-то другим перед твоими детьми.
— Если ты действительно хочешь быть им тетей, не только по крови, да.
— Даже не знаю, смогу ли я так притворяться.
— Тебе решать, тетя.
Она похлопала Эймона по руке.
— Я понимаю, что ты пытаешься сейчас до меня донести. Я всегда была для тебя тетей лишь по крови, Мередит.
— Соглашусь, тетя Андаис.
— Но ты дашь мне шанс стать чем-то большим твоим детям.
— Если будешь себя хорошо вести, да.
— Почему?
— Если откровенно, ты настолько могущественна, что я предпочту не переходить от взаимной ненависти к попыткам убить друг друга.
Она рассмеялась, да так резко, что это было больше похоже на хохот.
— Что же, это откровенно.
— Хотя есть одна причина, по которой я хочу это сделать, тетя Андаис.
— И что же это за причина, племянница?
— Отец рассказывал мне о том, как вы играли вместе, когда были детьми.
— В самом деле?
— В самом деле. Он рассказывал о вас с ним, маленьких девчонке и мальчишке, и его лицо становилось таким спокойным, эти воспоминания так радовали его, и в надежде, что сестра моего отца все еще есть где-то внутри тебя, я дам тебе шанс показать внукам Эссуса то, что заставляло его улыбаться.
Ее глаза снова заблестели, но вовсе не от магии, в ее трехцветных глазах сверкали слезы. Она так тяжело сглотнула, что я это слышала, и сказала:
— Ничто из сказанного тобой, Мередит, не задело бы меня сильнее этого.
— Я не хотела ранить тебя.
— Знаю, что не хотела, но эти слова такой жестокий удар, племянница, дочь моего брата, потому что ты напомнила мне о нем. Ему следовало убить меня и захватить трон, как настаивал Баринтус, столько боли тогда можно было бы избежать.