Каждый зеленый лепесток радужки его глаз начал светиться зеленым пламенем, затягивая меня в него. Мне хотелось коснуться его волос цвета бриллиантов в огненно-красном закате. Моя хватка на перилах начала слабеть, а затем один единственный лепесток розы приземлился мне на грудь. Я не жертва.
Он так и держал мое запястье, что же, пусть будет так. Я разжала руку и приложила ладонь к его коже, призвав силу одной из моих рук. Его кожа покорежилась, как будто начала плавиться под моим прикосновением.
Он взвизгнул и отпустил меня.
— Что это?
— Рука плоти, моя рука силы, которой прежде обладал мой отец.
Рука Тараниса начала сворачиваться, как будто кости и мышцы прорывались наружу, выворачивая руку наизнанку.
— Останови это! — завопил он, но как я и ожидала, его кожа перестала плавиться аккурат у его плеча. Если бы он коснулся этой рукой обнаженной кожи в другом месте, поражение распространилось бы дальше, но Таранис достаточно быстро отдернул руку, держа подальше от себя, чтобы наизнанку не вывернулось все его тело. Рука плоти могла сделать это и сделала бы. Я ничего хуже этого не видела, но мне было отчасти жаль, что я не сотворила этого с Таранисом.
— Это сон, и за его пределами у тебя нет этой силы.
Он не сводил глаз со своей руки, и ужас на его лице, когда он наконец взглянул на меня, сделал меня немного… счастливее.
— В прошлый раз ты ударил меня, лишив сознания, и едва не убил, прежде чем взобраться. Я была слишком ранена, чтобы дать отпор.
— Это не реально! — закричал он мне.
— Не знаю, дорогой дядюшка, возможно, когда ты проснешься, твои руки будут целы, а возможно, они станут напоминанием тебе держаться подальше от меня, моих детей и всех, кто мне дорог, потому что, если ты когда-нибудь тронешь меня еще раз, во сне или наяву, я уничтожу тебя, Таранис.
— Это не по-настоящему, — сказал он, но голос был неуверенным.
— Для твоего же блага, хорошо бы, чтобы нет, — сказала я. — Но если честно, для своего собственного блага, я надеюсь, что все это реально.
— Я же спас тебя, Мередит, почему ты меня ненавидишь?
Я пожелала, чтобы у меня был меч, и он появился в моей руке. Рукоять была прохладной и безупречной. Нужно было очень присмотреться, чтобы разглядеть на ней вырезанные крошечные тела, сплавленные друг с другом, подобно предупреждению о том, что может произойти с вами, если вы коснетесь меча. Это был Абен-дул, еще за столетия до моего рождения этот меч принадлежал моему отцу, и он лег в мою руку точно так же, как и в первый раз показавшись мне в реальности. Прежде он никогда не появлялся вдруг в моих руках, но ведь это был сон, а значит все возможно.
— Откуда он у тебя? — вот теперь Таранис боялся, и это сделало меня по-настоящему счастливой.
— Ты можешь не дать мне освободиться от этого сна, но не в силах запретить мне делать этот сон таким, каким я хочу его видеть.
— Ты не должна быть на это способна, — проговорил он.
— Ты сам сказал, дядя: я путешествую во снах, помогая солдатам, у которых есть реликвии с моей кровью и болью. Богиня приходит ко мне в моих снах. У меня та же рука силы, что и у моего отца, а еще меч — дар Неблагих, но Благой крови во мне не меньше, чем Неблагой. Во мне сочетаются чудеса и кошмары обоих дворов, дорогой дядя.
— Перестань меня так называть, я отец твоего ребенка.
Я обхватила рукоять меча обеими руками, лишь моя рука плоти уберегала меня от магии клинка, и встала в стойку, которую выучила давным-давно. У меня не было практики с мечом, потому что еще подростком я знала, что никогда не выберу клинок в качестве оружия на дуэли, я и вызывать никого на дуэль не собиралась, и пока вызовы бросали мне, за мной оставалось право выбирать оружие, и все же я знала, как держать меч. Моих знаний было достаточно, чтобы я смогла пустить ему кровь до того, как он убьет меня, а еще я вывернула его руку, которой он удерживал меня, если мне повезло, я лишила его магии. Будь я уверена в том, что меч сработает во сне так же, как и в реальности, я смогла бы применить свою руку плоти, не касаясь Тараниса, но я не была уверена достаточно, чтобы рискнуть использовать Абен-дул иначе, чем просто меч.
— Я уже была беременна, когда ты изнасиловал меня, больной ублюдок! А теперь освободи нас обоих от этого сна, не то клянусь Летней страной и Тьмой, что Поглощает Мир, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убить тебя, дражайший дядюшка.
— Не называй меня так, Мередит, ты моя королева и будешь моей женой.
Я начала приближаться, делая выпад мечом. Таранис отшатнулся, его раненная рука была ни на что не годна.
— Подойди, дядюшка, давай обнимемся, и я закончу то, что начала с твоей руки.
Он исчез из сновидения, а мгновеньем позже проснулась и я в постели с Дойлом и Холодом, глядящих на меня. Дойл прижимал мои руки к телу, потому что я все еще сжимала Абен-дул.
Глава 16
— Мерри, Мерри, ты узнаешь нас?
— Дойл, Холод, — назвала я их, сердце сильно колотилось в горле, отчего голос обратился в шепот.
Холод убрал с лица мои волосы и спросил:
— Ты понимаешь, где находишься?
— Мы в Лос-Анджелесе, в доме Мэйв, в нашей спальне.
Холод улыбнулся мне.
— Ты помнишь, что мы тебя любим?
Я улыбнулась ему.
— Да, я всегда помню об этом.
Просто смотря в его лицо и отвечая на эти вопросы, я смогла успокоить свой взбесившийся пульс и прогнать остатки ужаса от пережитого кошмара.
Глубокий голос Дойла заставил меня повернуться и посмотреть на него:
— Если так, тогда расслабь руки, чтобы я понял, что ты не станешь размахивать мечом, который держишь в руках.
Я поняла, что под его руками была напряжена, словно собиралась воспользоваться Абен-дулом, едва освобожусь из-под сдерживающей меня силы. Я постаралась расслабиться, но все равно будто была готова при необходимости нанести удар тому, что напугало меня, словно так и ожидала, что Таранис появится в комнате, едва я стану безоружной. Есть вероятность, даже случайно коснувшись мечом того, кто не обладает рукой плоти, вывернуть его наизнанку. Я не хотела навредить своим любимым, но… Страх никогда не подчинялся логике.
Обычно, я могла сказать, что рядом с Дойлом и Холодом была в абсолютной безопасности, но Таранис едва не убил Дойла своей рукой силы. Если, конечно, у него еще осталась эта рука силы. Если вред, причиненный ему мной во сне, произошел с ним и в действительности, тогда он, возможно, потерял свое главное оружие, ведь часто случается так, что травма наших рук отражается и на их силе. Или порой магия становится настолько дикой, что ей небезопасно пользоваться, как огонь, на котором вы хотели приготовить ужин, вышедший из-под контроля и спаливший дом.
— Что за чувства отражаются в твоем взгляде, наша Мерри? — спросил Дойл.
— Я видела сон, — ответила я.
— Это не было поручением Богини, — заметил Холод, — потому что, когда ты закричала во сне, мы смогли проснуться и наблюдать за тобой.
— И не было цветочных лепестков, сыпавшихся из ниоткуда, — добавил Дойл.
— Но даже проснувшись, — сказал Холод, — мы не смогли разбудить тебя, как будто это было видение, посланное Богиней.
— Если не Богиня, то кто удерживал тебя в этом сне так сильно? — спросил Дойл.
— В мой сон вторгся мой дядя и удерживал меня там.
— Ты имеешь в виду Тараниса? — спросил Дойл, и теперь на его лице я заметила страх. Приятно знать, что ты не одинок в своих чувствах.
— Да.
Они оба склонились надо мной, слишком близко, и несмотря на мою любовь к ним, мне все равно стало не хватать воздуха. Я попыталась сесть, но Дойл все еще удерживал мои руки с мечом, и я вдруг запаниковала. Мне стоило огромных усилий не сопротивляться и не срываться на самых любимых моих мужчин лишь потому, что они были слишком близко и удерживали меня, а во сне я увидела своего насильника.
— Мне нужно побыть одной, — удалось с трудом произнести мне.
— Мы одни, — сообщил Дойл.
— Отойдите от меня, пожалуйста, — взмолилась я.