— Мерри, ты ранена? Мы ранили тебя?
Я уже хотела сказать «нет», но вдруг поняла, что не была в этом уверена. Только приподнявшись на локтях, пока чьи-то ладони все еще успокаивающе поглаживали меня, я наконец убедилась достаточно, чтобы ответить:
— Нет, я в порядке, просто напугана.
— Я так сожалею.
Мистраль забрался на кровать, подползая ко мне. На нем поверх его черной футболки был надет современный бронежилет. Кожаные байкерские штаны с дополнительными вставками, облегающими нижнюю часть его тела, спускались к ботинкам, сливаясь с ними. С тех пор как к нему вернулась его способность создавать молнии, он больше не может носить свои древние металлические доспехи, не тогда, когда использует свою главную руку силы. Серые волосы облаком развевались у его лица, похожие на облака, подходящие запаху грозы, все еще исходящему от него и наполнявшему комнату.
Дойл повернулся к нему.
— Вам всем хватило бы сил с легкостью вынести эту дверь, почему ты не попытался это сделать до того, как едва не убил Мерри?
Глаза Мистраля стали недобро зелеными, как небо перед торнадо, когда он посмотрел на другого мужчину.
— Двери оказались прочнее, я был не с той стороны, чтобы открыть их как-то, не прибегая к магии.
— Ты хотя бы попытался?
Зелень в глазах Мистраля беспокойно закрутилась вихрями, как облака перед бурей.
— Нет, — признал он.
— Все в порядке, Мистраль, — заверила я.
— Нет, не в порядке, — прорычал Дойл, его голос все еще был таким же низким, как у огромного черного пса. Это заставило меня взглянуть на него, чтобы убедиться, что он не перекинулся снова, но он был рядом: высокий, темный, привлекательный и очень человечный. Я потянулась рукой к его ладони, мне нужно было почувствовать прикосновение его кожи к моей, чтобы поверить в то, что он настоящий.
— Я не ранена, Дойл, — сказала я, встряхнув его руку.
Холод опустился на колени возле кровати.
— К несчастью, ранен я.
Все еще держа Дойла за руку, я села на постели, чтобы увидеть своего другого возлюбленного. Вся передняя часть его тела была покрыта кровью. Я отпустила Дойла и скользнула на пол к Холоду.
— Что случилось?
— Случился я, — ответил Дойл.
Я взглянула на него, затем снова на окровавленное тело Холода.
— Но как?
— Считается, что царапаться могут только кошки, но собаки будут рвать тебя когтями, пока ты не даешь им разорвать тебе горло, — проговорил Усна, скользнув ладонью по белой, рыжей и черной коже другой руки, как будто вспоминая о давних ранениях. Серые глаза в его внешности были больше всего похожи на человеческие, а кожа на лице по большей части была такой же белоснежной, как у меня или Холода, но по краям и на шее она была покрыта рыжими и черными пятнами, словно он был котом, как и мать при его рождении. Я никогда не спрашивала, родился ли Усна котенком или человеческим ребенком, до этого момента я никогда прежде не задумывалась об этом.
Я снова повернулась к Холоду и поняла, что Усна был прав. Огромные кровавые борозды испещряли его тело от груди до бедер, рваные раны были даже на руках, хотя больше всего пострадали грудь, плечи и одна из ног. Мне всего мгновенье понадобилось, чтобы догадаться, что он вскинул колено и закрыл руками пах, чтобы не дать огромным когтям добраться и до такой нежной части тела.
— Я отправил за лекарем, — сообщил Усна.
Дойл встал на колено с другой стороны от Холода.
— Мне так жаль, Холод.
— Почему ты оказался в ловушке своего сна? — спросил тот, и в голосе была слышна его боль, а значит он был ранен сильнее, чем я думала, в противном случае ему бы удалось это скрыть.
— Это был кошмар, и в нем был Лорд Сновидений… То есть теперь Король Сновидений.
— Таранис, — прошептала я.
— Да, — подтвердил Дойл.
— Двумя ночами ранее он напал на Мерри, сегодня на тебя, нужно найти способ не дать ему проникать в наши сны, — сказал Холод.
— Согласен, — поддержал Дойл.
— Но как это сделать? — спросила я.
Ни один из них мне не ответил, зато зазвонил мой телефон. Я вздрогнула и схватила его с прикроватного столика, потому что это был рингтон Риса, и пока мы спали, он дежурил на посту охраны.
— Передай Мистралю, чтобы тот держал себя в руках, — сказал Рис без приветствия.
— Что? — переспросила я.
— Примерно в полуквартале от нас формируется воронка. Она появилась из ниоткуда посреди безоблачной калифорнийской ночи, так что скажи богу бурь успокоиться, не то наши соседи нас по-настоящему возненавидят.
— Черт, — выругалась я.
— Именно, а теперь скажи ему взять себя в руки, быстро!
Я передала Мистралю слова Риса, но пока я говорила, заклубилась недобрая буря в его беспокойном взгляде, и я услышала первый раскат грома над нами.
— Держи себя в руках, Мистраль, — приказал ему Дойл.
— Я пытаюсь, но прошли столетия с тех пор, как погода подчинялась мне. Я растерял опыт.
— Скажи ему поскорее этот опыт найти, — закричал в трубку Рис. — Хвост воронки тянется к первому дому.
— Мистраль! — окликнула я.
— Я пытаюсь!
А глаза его были полны ветра и бури.
Глава 20
Мужчины кричали на него, Дойл раздавал приказы. А Мистраль стоял, сжимая свои большие ладони в кулаки, от усилий остановить бурю напряглись мышцы на его руках, как будто это было тяжело не только для его разума, но и для тела.
Я подошла к нему и коснулась его руки. Он замер и взглянул на меня расширенными глазами. Я наблюдала за бурей в его глазах, словно на маленьких экранах, и увидела, как хвост воронки начал тянуться к земле.
— Дай ему сосредоточиться, Мерри, — раздался чей-то голос.
— Нам нужно успокоить стихию, — ответила я и привстала на мыски, касаясь шеи Мистраля, и он склонился ко мне, так и сжимая кулаки. Когда он наклонился ниже, я смогла обнять руками его за шею, прикоснуться к его лицу и всмотреться в удивительные глаза.
Чудовищное напряжение в плечах ослабло, и он поднял руки, обнимая меня. Мы поцеловались, и его губы были столь же нежны, как и у любого из моих мужчин, а затем он обхватил меня руками и приподнял над полом, поцелуй стал более жадным, всепоглощающим, словно он оголодал по моим губам. Он так стиснул меня руками, что я с трудом выдерживала, и целовал меня так, как будто хотел проникнуть внутрь, заставляя принимать его глубже. Одной рукой он очень крепко удерживал меня, а другой сжал мои волосы позади, потянув почти до боли. Он дал мне понять своими ладонями, своими руками, своими губами, как сильно он желал меня, как сильно он соскучился по мне за все эти долгие недели, и как велик его голод по тому, как мы занимаемся любовью.
Я позволила себе забыться в азарте и силе этого поцелуя, этих рук, этого мужчины. Он отстранился так, чтобы взглянуть мне в лицо, его глаза были дикими от желания. Они были глубокого синего цвета, как небо в сумерках, после успокоившейся бури.
Он снова прижался своими губами к моим в этом страстном, почти болезненном поцелуе, развернувшись вместе со мной, чтобы забраться на постель, пробираясь по ней дальше. Я смогла развернуться ногами в сторону так, что когда он прижал меня к постели, то под тяжестью его тела я оказалась лишь частично.
Я постаралась отстраниться от его поцелуев, чтобы сказать:
— Я пока не могу заниматься любовью, Мистраль. Богам известно, как я хочу этого, но доктора говорят нет, не сейчас.
Мой голос звучал с придыханием, сердце шумело в ушах, во всем теле отдавался мой ускорившийся пульс.
Он уронил голову на постель, издав невнятный звук: отчасти рык, отчасти вскрик. Он заговорил так и уткнувшись лицом в одеяла, с рассыпавшимися вокруг него волосами, так что я не видела ничего кроме серого водопада его волос.
— Я скоро сойду с ума.
Я коснулась его волос, отводя их назад, чтобы увидеть лицо.
— Всего пять, может шесть недель, и тогда я снова смогу заниматься любовью.