Он поднял глаза, цвет которых приблизился к его обычному серому.
— Наверно, тебе стоит начать с кого-то нежнее меня, Мерри.
Я улыбнулась и еще больше смахнула его волосы за спину, чтобы видеть его привлекательный профиль.
— Наверно, но поверь мне, мой Повелитель Бурь, я хочу тебя так же сильно, как и ты меня.
Он всмотрелся в мое лицо, а затем улыбнулся.
— Приятно знать об этом.
— Рис сказал, что небо прояснилось, это прекрасная калифорнийская ночь, — сообщил Усна.
Я склонилась и запечатлела гораздо более нежный поцелуй на губах Мистраля.
— Нам просто нужно было развеять его настроение: успокоится он, успокоится и погода, — сказала я.
— Ты быстро сообразила, Мерри, — проговорил Дойл. — Я бы не додумался до этого вовремя.
— Сомневаюсь, что если бы ты поцеловал Мистраля, эффект был бы тот же, — заметил Усна.
Дойл нахмурился, взглянув на него, но в этот момент Холод завалился на ковер, заставив всех нас броситься к нему.
— Я в порядке, — проговорил он, — просто нужно лечь, — это означало что ему было совсем не хорошо.
В дверь вошла Хафвин, и я поняла, что не знала точно, вызвал ли Усна врача или кого-то, кто может исцелять магией. Лекарем мог быть и кто-то из присутствующих в этом доме.
Дойл сидел на коленях, голова Холода покоилась на его ногах, он погладил другого мужчину по волосам, проговорив:
— Мне так жаль, Холод.
Я держала Холода за руку и чувствовала напряжение в ней, пока Хафвин осматривала раны.
— Ты был не в себе, Мрак, я знаю, что ты никогда не причинил бы мне вреда.
— Не намеренно, — сказал Дойл, нежно касаясь лица Холода.
— За последние несколько ночей совершенно уже два нападения в наших снах, как мы можем защититься? — спросила я.
Холод так стиснул мою ладонь, что я почувствовала его сокрушительную силу и сказала, коснувшись его лица:
— Полегче, мой Убийственный Холод, полегче.
Он ослабил хватку.
— Прости, Мерри.
— Все в порядке, должно быть тебе очень больно, раз ты так реагируешь.
— Да нет, не больно.
Я вдруг поняла, что несмотря на то, как сильно он сжимал наши с Дойлом ладони, выражение лица Холода было стоическим, и только мышцы на его руках выдавали его реакцию на боль. Я выругалась про себя за то, что выдала его тайну, когда он так хорошо скрывал ее, мой храбрец.
Я склонилась и поцеловала его. Холод пристально посмотрел на меня, когда я отвернулась. Я не могла объяснить ему, отчего вдруг поцеловала его, не усугубив свою ошибку при этом, поэтому просто улыбнулась и позволила увидеть, как сильно я люблю его. Это заставило и его улыбнуться, несмотря на длинные пальчики Хафвин, исследующие раны от когтей.
Его тело откликнулось на поцелуй, и без одежды он не мог этого скрыть. Холод был не единственным моим мужчиной, наслаждавшимся болью. Всем им приходится выдерживать вынужденный целибат. Под запретом оказался и оральный, да и вообще любой другой вид секса, когда доктора сообщили, что оргазм как таковой может спровоцировать преждевременные роды. Риски того не стояли, но сейчас, когда малыши появились на свет, мы ими больше не рискуем.
— Я пока не готова к сексу, но кое-что сделать для вас руками и ртом я могу, — пообещала я. Будь я человеком в сложившейся ситуации это показалось бы бесстыдным, но никто в этой комнате человеком не был.
— Очень великодушно с твоей стороны, принцесса, — проговорила Хафвин, — но секс без надежды на удовольствие партнера не для нас.
Это не было упреком в мою сторону, она просто напомнила о культурном укладе, как иногда бывает.
— Я могу испытать оргазм просто касаясь мужчины, особенно орально.
Хафвин взглянула на меня, склонив голову на бок, как любопытная птичка. Она удивленно выгнула свои изящные брови.
— Правда?
Я улыбнулась.
— Правда.
— Я и забыла, что значит быть богиней плодородия.
— Ты о чем? — уточнила я.
— Некоторые богини могут получать от секса гораздо больше удовольствия.
— Я не богиня, — напомнила я.
Хафвин сделала неопределенный жест, почти пожала плечами.
— Как пожелает моя принцесса, так и будет, но есть те, кто выжил, лишь коснувшись кусочка метала, пронзившего твою плоть, они теперь сами могут исцелять других благодаря этим предметам.
— Это волшебство, да, но не божественность, — сказала я.
Она отвела взгляд, накладывая свежие повязки.
— Раз ты говоришь, значит, конечно, так и есть.
— Хафвин, серьезно, никого из нас нельзя назвать богом или богиней.
— Мне известно, что если нам здесь начнут поклоняться, нас могут изгнать из страны, — сказала она, по-прежнему не глядя на меня, — но если мы не будем говорить о чем-то, это не станет оттого менее реальным.
Я понятия не имела, что на это сказать, потому что именно так и считала, когда исцеленные мной солдаты возвращались назад на увольнительных или после окончания своей службы. Они приходили ко мне, подобно поломникам, и те, кто от природы был психически одарен, становились сильнее, совсем как в старые времена бывало со жрецами, поклонявшимся сидхам. Мы стараемся игнорировать это, но однажды правительство захочет поговорить с нами об этом. Вряд ли они вышлют нас из страны, но что-то они должны будут предпринять… Вопрос только что? Как можно запретить людям поклоняться чему-либо в стране, где свобода вероисповедания стала одним из основополагающих прав человека?
Я решила сменить тему на какую-то более приятную и менее смущающую и поцеловала руку Холода.
— Я снова могу доставлять тебе удовольствие, наш Холод.
— Даже для этого я слишком ранен, наша Мерри, — ответил Холод, и в его голосе все еще была слышна боль.
Я сжала его ладонь.
— Мне так жаль.
— Мне жаль еще больше, и я подожду, пока наш Холод не сможет присоединиться к нам, — проговорил Дойл.
— Нет, Дойл, это вовсе не обязательно.
— Я дождусь тебя, Холод, — очень решительно произнес Дойл.
— Очень благородно, Мрак, но будешь ли ты доволен своей благородностью, когда остальные по очереди возьмут свое вперед тебя? — спросил Мистраль.
— Буду ли я доволен? Нет. Но согласен ли я подождать, пока Холод не исцелиться, чтобы мы втроем смогли бы быть вместе? Да.
— Ты уверен? — уточнил Мистраль, и я была почти уверена в том, что он скажет следующим.
— Уверен, — подтвердил Дойл.
— Думаю, Мерри стоит начать с кого-то нежнее меня, — сказал Мистраль.
Я повернулась, чтобы лучше рассмотреть его, и позволила увидеть удивление на своем лице.
Он улыбнулся.
— Я хочу тебя, но мне нужна жесткость, даже в оральном сексе, так что я предпочту, чтобы сначала ты была с кем-то менее требовательным. Не хотелось бы, чтобы потом меня обвинили в том, что я осквернил тебя своим насилием.
— Ты же знаешь, как сильно я наслаждаюсь сексом с тобой, Мистраль.
— Знаю, — он улыбнулся шире, а глаза отражали безоблачное голубое весеннее небо. — Но еще я знаю, что роды травмируют женское тело, и мне хотелось бы, чтобы ты восстановилась чуточку больше, прежде чем мы решим проверить, насколько тебе нравится наш грубый секс.
Я кивнула.
— Логично.
— И благородно с твоей стороны, Мистраль, — добавил Дойл.
— Возможно, но мне будет неприятно наблюдать за тем, как другие мужчины получают удовольствие, когда я мог бы быть первым.
— Тогда это поистине благородно, — сказал Дойл.
Мистраль кивнул, почти поклонился ему.
— Были времена, когда я постарался бы выбиться вперед очереди, но в моей постели Катбодуа, и мне этого достаточно, — сказал Усна.
— Тогда кто? — спросил Дойл.
— Разве вы сейчас не ограничиваете свои симпатии отцами малышей? — поинтересовалась Хафвин.
Я взглянула на Дойла и сказала правду:
— Да, в этом вопросе ограничиваемся отцами детей.
— Но пока не придут результаты экспертизы, вы не знаете наверняка, кто является их отцами, — заметила она.
— Богиня показала мне, кто является отцами Аластера и Гвиневры, и думаю, я знаю насчет Брилуэн.