— Полегче, мы должны быть нежными, помнишь?
Я заморгала на него и с мгновенье хотела с ним поспорить, но мое тело уже давало мне знать, что я перестаралась, извиваясь под ласками. Боли не было, но тело ныло.
— Прости, я помню, просто столько времени прошло.
— Для нас тоже прошло очень много времени, Мерри, — сказал Рис, наклонившись, чтобы поцеловать меня. Он больше не накрывал ладонью мои трусики, стараясь не навредить мне, пока я двигалась излишне активно.
— Нам нужно быть помедленнее, не торопиться, — с усмешкой проговорил Гален.
— Да поможет мне Богиня, но я не настроена на неторопливость или нежность, я ощущаю лишь безумною жажду ваших прикосновений повсюду.
— И для нас нет ничего приятнее, но если мы навредим тебе, то никогда себе этого не простим, — сказал Рис.
— Не говоря уже о том, что Дойл, Холод и остальные дадут нам под зад, — с улыбкой заметил Гален.
— Они бы попытались, — поправил Рис.
— Я бы дал им достойный отпор, — сказал Гален, — но в конечном итоге они бы победили.
Выражение лица Риса стало замкнутым, не просто серьезным.
— В чем дело? — спросила я его.
Он покачал головой.
— Ни в чем.
— Лжец, — укорила я.
Он усмехнулся.
— Вообще-то сейчас мы не можем лгать.
— Зато можем приукрашивать, пока ты не поверишь, что луна сделана из молодого сыра, — возразила я.
— А еще мы можем недоговаривать, — добавил Гален.
Рис хмуро взглянул на него.
— Ты мне не помогаешь.
Я внимательно всмотрелась в его лицо.
— Ты считаешь, что можешь выстоять против Дойла и Холода.
— Я знаю, что могу.
Я одарила его выразительным взглядом. Он улыбнулся, но при этом его единственный глаз трех оттенков синего не светился счастьем.
— Я нес смерть своим прикосновением тем, кто не является фейри, когда был всего лишь Рисом. Ты же сама видела.
— Но ты убил гоблинов, которые мучили тебя с Китто, а они были фейри.
— Я не был способен на это, пока ты и Богиня не вернули мне мою силу, — сказал он.
— Вряд ли Дойл с Холодом позволят тебе приблизиться к ним настолько, чтобы ты смог их коснуться, — сказал Гален.
— Теперь мне не нужно к ним прикасаться.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Я был Кромм Круахом, я жил кровью и убийствами и был в этом очень хорош. У меня снова есть свой ситхен, Мерри. Он замаскирован под заброшенное здание в Лос-Анджелесе, но это все равно частичка Фэйри, проявившаяся, когда я стал прежним, благодаря тебе. Мне не нужно касаться кого-то, чтобы призвать его смерть.
— Как ты узнал об этом, я имею в виду наверняка?
Он отвел взгляд, и я потянулась к нему, коснувшись его лица, чтобы заставить посмотреть на меня.
— Рис?
— Скажем просто, что мой ситхен находится в не самом благополучном районе Лос-Анджелеса, а я голубоглазый блондин и внешне выделяюсь.
— Кто-то напал на тебя, — сказала я.
— Напали, — уточнил он.
— Кто?
— Скажем так, в этой части города разборки банд больше не доставят проблем.
— Ты сделал это, не себя защищая, — вмешался Гален.
Я перевела взгляд с одного на другого.
— Ты о чем?
— Они ранили одного из людей, живущих неподалеку от твоего ситхена, верно? — уточнил Гален.
Рис пожал плечами.
— Не говори об этом как о благородном поступке.
— Я этого и не делаю.
Рис взглянул на него.
— И не осуждай меня.
— И не думал.
— Если хочешь что-то сказать, сделай это поскорее, — велел Рис, и голос его совсем не был счастливым.
— Я видел цветы и дары, которые они оставили у твоего здания, — сказал Гален.
— Я бы почувствовал, если бы ты приблизился к моему ситхену.
— Очевидно, нет, — отметил Гален.
— Ты за мной шпионил, — голос Риса снова довольным не был.
Теперь настала очередь Галена пожимать плечами с легкой улыбкой. Он был доволен собой.
— Я бы поверил, что Мрак меня навестил, но ты…
— Единственный, кто превосходит меня в гламуре, это Мерри.
— Это так, вам была ни к чему маскировка в работе под прикрытием, когда мы сотрудничали с детективным агентством Грея. Шолто в этом тоже хорош.
— Настолько хорош, что смог вместе с Шолто проникнуть в Благой двор, чтобы спасти меня, скрываясь от короля и его подданных одним лишь своим гламуром, — я сжала ладонь Галена, а затем взяла за руку Риса. — А ты за своей накладной бородой и шляпой. Вас всех могли убить.
— Но не убили же, — сказал Рис.
— А теперь ты рассказываешь мне, как уничтожил целую банду. Рискуя собой, Рис, и не говори, что это не так.
— Я бывал в гораздо большей опасности, бессмертие и все такое, припоминаешь?
— Ты не уязвим перед пулями, Рис, никто из вас, это свинец, охлажденное железо может нас убить, а сталь ранить… Нет, не напоминай мне про бессмертную чушь. Ты мог погибнуть, — я села. — Ты хотя бы взял кого-то из стражей себе в подмогу?
Когда он отвел взгляд, я поняла, что никого он не брал с собой, и схватила его за руку.
— Не смей больше так рисковать собой, не делай этого в одиночку. Мы все часть двора фейри, Рис, а это значит, что во всех битвах сражаемся вместе.
— Я не желаю рисковать своей жизнью, Мерри, но больше некому. Будем честными: мою потерю ты переживешь, а гибель Дойла или Холода никогда не простишь мне.
— Да, я сильнее люблю Холода и Дойла, я больше влюблена в них, но это не значит, что я не люблю тебя. Даже не думай, что я могу потерять тебя и не почувствовать боли. Как смеешь ты думать обо мне так низко, Рис? Как смеешь считать, что в моем сердце место лишь для двоих? — закричала я на него.
Он выставил руки перед собой.
— Прости, правда, но я поступил так, как считал правильным.
— Если я здесь правлю, если я будущая королева, тогда ты не смеешь принимать такие решения, не посоветовавшись со мной, ясно? — снова закричала я.
— Ясно, я понял, договорись с королевой, прежде чем подчищать окрестности.
— Ты мог погибнуть!
И я разревелась, как сумасшедшая беременная женщина. Дурацкие гормоны.
Глава 23
Я простила его, когда он заставил меня кричать по гораздо более приятной причине, и первый за многие месяцы оргазм наполнил мое тело, омыл кожу и сорвал вскрик. Я кричала его имя, пока его пальцы ласкали меня, выцарапывала свое удовольствие красными отметинами на руках и плечах Галена, потому что именно они оказались под моими ладонями, когда рука Риса подвела меня к этой восхитительной грани.
Моя бледная кожа не пылала до самой последней волны удовольствия, и только тогда ее наполнило лунное сияние, как будто наконец разошлись облака, и свет полной луны затопил все вокруг. По коже заструилась сила, и периферийным зрением я заметила отблески зеленого и золотого, понимая, что это вспыхнули от магии мои же глаза.
На мою магию откликнулась их, и кожа Риса засияла в ответ, и словно две луны, сплетенные воедино, наполнили мир таким ярким светом, что заставил бы смертных закрыть глаза из страха лишиться зрения или разума от красоты увиденного. Его единственный глаз сверкал подобно трем драгоценным камням, высеченным сапфирам нескольких оттенков синего: светло-голубого цвета, как будто само небо сияло; глубокого синего цвета, как распустившиеся в своей красоте васильки; и наконец цвета океана, где вода неглубокая и теплая, как будто солнце действительно восставало прямо из воды во всем великолепии.
Он склонился ко мне и прильнул губами цвета мягкого розового восхода к моим рубиново-сияющим. Я увидела его руку над нами, и его пальцы светились алым, как будто цвет моих губ жидким пламенем скользнул по его руке. Это была моя кровь, последствие подаренной мною новой жизни, и она сияла, как и все в нас, наполненная магией и благословением Богини.
Рис отстранился от поцелуя, и от наших с ним губ в воздухе задержались цветные всполохи, как будто видимый невооруженным глазом эффект Допплера[23]. Я уронила руки на постель, все тело ослабло, глаза трепетали от удовольствия, закатываясь назад, я видела свет своей собственной радужки за почти закрытыми веками, а когда пыталась открыть их, мир был окрашен для меня изумрудным и золотым жидким пламенем. Выражение «сиять от удовольствия» для сидхов имеет совершенно новое значение.