Кровать пошевелилась, но за трепещущими веками и сиянием собственных глаз и кожи я ничего не видела, как будто моя магия ослепила меня.
Кто-то поцеловал меня, и по этому первому прикосновению я узнала Галена, потому что небо не может светиться светло-зеленым цветом весенней листвы, а именно этот цвет присоединился к моему, так что зеленый моих глаз с его зеленым, казалось, сливались и струились вместе, пока мы целовались. Свет вспыхивал там, где меня касались его руки. Я не видела этого, но чувствовала теплую пульсацию вслед за его прикосновениями, и когда он прильнул своим телом к моему, между нами разгорелось тепло, отчего на мгновенье перехватило дыхание, а затем я жадно глотнула воздух, как будто сжимала губами нечто более выдающееся и принимала глубже, чем мог быть когда-либо его поцелуй.
— Хочу почувствовать твои губы на себе, — прошептал он прямо в мои губы.
— Да… пожалуйста, — выдохнула я.
Он встал на колени возле меня. Пламя начало гаснуть, отчего он выглядел чуть менее волшебным, и чуть более похожим на себя, но когда мне было четырнадцать, мне и этого было достаточно. Мое собственное свечение тоже потускнело, так что я видела его, и зрение не затмевал свет моих же глаз. Он улыбнулся мне, и я взглянула вдоль его высокого тела. Единственная тоненькая косичка спускалась по телу вниз, завиваясь кончиком у его паха, так что сперва я коснулась его косы.
— Скучаю по тому времени, когда все твои волосы были такой длины, — проговорила я.
— Я снова отращу их для тебя.
Я улыбнулась ему.
— Хотелось бы мне когда-нибудь заняться с тобой любовью так, чтобы эти зеленные вьющиеся локоны закрыли нас завесой.
Он усмехнулся.
— Ты влюбилась в меня или в мою прическу в пору своей юности?
— В тебя, но твои волосы были прекрасны. Почему ты оставил лишь тоненькую косичку?
— Потому что указ королевы был сформулирован так, что я мог обрезать волосы, если хотя бы часть из них оставалась той же длины.
— Это был чудовищный риск, Гален. Она могла найти повод наказать тебя за то, что ты обрезал свои длинные волосы, которые ей так нравятся.
— И которые доказывают нашу принадлежность высшему двору фейри, вот почему мы на самом деле отпускали волосы, Мерри, и почему никому за пределами двора не дозволено их отращивать. Это просто очередной способ показать, что мы лучше остальных.
— Этого обычая не было, пока Неблагие не начали терять свои силы, — напомнил Рис, подходя к кровати с полотенцем в руках.
— Я думала он древнее, — сказала я, все еще пропуская между пальцев косичку Галена.
— Нет, королева издала этот указ, чтобы мы хотя бы внешне отличались от остальной части Неблагого двора.
— Вы все высокие, элегантные, роскошные сидхи, не зависимо от того, какой длины ваши волосы, — сказала я.
— Это так, но знать боялась, Мерри. Наша сила, наша магия была тем, что создало остальных фейри, тех, кто называл себя Неблагими и позволял нам править над собой. Без нее наше правление было под угрозой.
— Запрет тем, кто не был сидхом, отпускать волосы ниже плеч, этого не изменил, — заметила я.
— Для всех, даже для фейри, очень важна внешность, Мерри. Мы выглядели иначе. Пользовались привилегиями, которых не было у простого народа. Уверен, это помогало нам выделяться.
— Одни лишь длинные волосы не делают нас сидхами, — сказал Гален.
— Нет, но это наглядное напоминание о нашей силе. Люди с гораздо большей охотой следуют за тобой, если ты выглядишь впечатляюще.
— Настоящие лидеры могут править и в лохмотьях, так всегда говорил отец.
— Эссус всегда поступал мудро и правильно, но поскольку не все дворяне были настоящими лидерами, нам всем помогал впечатляющий и могущественный вид.
— Даже если на самом деле мы таковыми не являлись, — добавил Гален.
Рис кивнул.
— Даже если не все из нас таковыми были.
Я обратила внимание на его «не все из нас». Держу пари, он не считает себя одним из могущественных. На протяжении всей моей жизни Рис не был самым ярким светилом Неблагого двора, но мне стало известно, что когда-то давно он был очень влиятелен.
— А полотенце для чего? — спросил Гален.
— Если мы снова захотим сделать так, чтобы Мерри прокричала свое удовольствие вокруг наших тел.
Гален выглядел так, словно чувствовал боль.
— Если? А почему мы не должны этого делать?
— Мы же не хотим сделать ей больно.
Гален кивнул.
— Ах да, извините, я немного увлекся.
— Немного, — повторила я и скользнула рукой по его яичкам, накрывая их ладонью.
Он замер, а затем взглянул на меня, его глаза немного расширились.
— Хочу, чтобы ты был больше, чем немного увлечен, — сказала я, придвигаясь к нему, отпустив косу свободно болтаться. Я склонилась к нежной, ожидающей меня части его тела и подняла взгляд, посмотрев в лицо Галена. Его тело уже было почти готово еще до того, как я скользнула языком вдоль ствола. Он непроизвольно дрогнул, что мне всегда так нравилось, ведь они не в силах это контролировать, это было свидетельство их чистого горячего желания.
От ласки языком он был уже больше возбужден к тому моменту, как я вобрала в рот налитую головку члена и скользнула губами вниз по этому длинному толстому стволу. Он не был так тверд, как мог бы быть, но скользнув губами по нему, я приподнялась, чтобы глотнуть воздуха, и снова опустилась вниз, и он стал еще тверже… стал твердым и напряженным.
Я снова скользнула по нему губами, и он изогнулся в моем рту, нетерпеливо подергиваясь к нёбу. Это заставило меня крепче сжать его у основания и издать тихий нетерпеливый стон, сильнее и быстрее лаская его ртом.
— Богиня, — выдохнул Гален, он закрыл глаза и потянулся рукой, словно искал какую-то опору, но у этой кровати не было изголовья.
Рис взобрался на постель и сжал руку Галена. Тот повернулся и взглянул на него широко раскрытыми глазами, сумев выдохнуть:
— Спасибо.
— Ты сможешь вернуть услугу, — ответил Рис с усмешкой.
Вид их двоих на постели, держащихся за руки, меня заводил и вызывал желание, чтобы и Рис это чувствовал. Я усердно сосала, скользя губами по Галену, а затем вобрала в рот так много его изысканной тверди, как только могла, чтобы при этом все еще посасывать его.
Ладонь Галена свело судорогой, а я заметила, как Рис согнул руку и напряг мышцы, пока он удерживал другого мужчину на мягком матрасе.
— Вот теперь ты просто жадничашь, — проговорил Рис с очередной усмешкой.
С плотью Галена во рту я не могла улыбнуться ему, но мои глаза смеялись, и Рис покачал головой, также улыбаясь.
Гален засиял для меня, как будто молодая листва поглотила солнце и излучала его свет, бледно зеленый от этих первых хрупких листочков. Каждый зеленый локон оканчивался солнечным сиянием, тоненькая косичка сверкала, словно золотая нить была вплетена в зелень. Я и прежде видела сияние Галена, но оно никогда не было золотым, как будто солнечный свет и расплавленный метал обрамляли его бледность лунного света.
Каждый сантиметр его тела светился и пульсировал от энергии, в том числе и та его часть, которую я ласкала, это было похоже на ответный гул, его тело гудело энергией в моем рту и горле, когда я протолкнула внутрь эти последние несколько сантиметров, что совсем лишало возможности сосать, глотать, дышать. Я не слишком надолго замерла в таком положении, но ощущение этой вибрирующей на моем языке, между зубами и вниз по горлу, силы было невероятным. Когда я вдохнула достаточно воздуха, с моих губ сорвался нетерпеливый, полный страсти стон. Боги, это было так… хорошо!
Мою кожу снова начал наполнять лунный свет, отвечая солнечной силе Галена. Он издал резкий звук и смог выдохнуть: