— Я вообще-то уже задумывалась, что в моей семье гораздо больше безумия, нежели вменяемости. Но ты забыла, что моя бабушка была такой же чудесной и заботливой, как и ее родители, мои прабабка и прадед.
— Ты права, об этом я забыла. Потому что твоя бабушка была наполовину человеком, наполовину брауни[28], я не воспринимала ее всерьез, хотя следовало бы, ведь безумие, похоже, исходит со стороны сидхов.
— Мы не самые уравновешенные люди, — согласилась я.
— Полагаю, дело в слишком долгой жизни, Мередит. Наши тела не стареют, а вот с разумом, возможно, это происходит.
— Хочешь сказать, у Тараниса и Андаис своего рода маразм?
— Возможно, хотя по меркам фейри Кел не был так уж стар.
— Думаю, Кел всегда был слаб и безумен, а его мать ему потворствовала, позволяя увериться, что он не делает ничего плохого, и это лишь укрепило его в этом сумасшествии.
Мэйв снова всмотрелась в мое лицо, словно выискивая брешь или намек, или что-то, чего я и предположить не могу.
— Ты дочь своего отца, и это хорошо.
— Я еще и в бабушку пошла, и это тоже неплохо.
— Да, да, верно, — она взмахнула рукой, словно отбрасывая тему. — Давай взглянем на новорожденных… С дочкой Никка и Бидди, Кади, и с Лиамом малышей стало очень много.
— Ты слышала, что Катбодуа и Усна ждут ребенка?
Она казалась удивленной, а затем снова рассмеялась.
— Нет, не слышала. Это удивительно и забавно, что у кота и птички будет малыш.
— Андаис сказала примерно то же, кот и ворона.
Выражение лица Мэйв стало серьезным.
— Мне бы не хотелось, чтобы меня хоть в чем-то сопоставляли с Королевой Воздуха и Тьмы.
— Я не хотела тебя расстраивать.
Она задрожала, растирая ладонями свои руки.
— Все в порядке, ты ни при чем… Просто столь многие из нас лишаются рассудка, когда минуют столетия, что я об этом переживаю.
— Переживаешь о чем? — спросила я.
— О своей вменяемости, полагаю.
— Ты ни разу не проявляла ни одного признака безумия, что преследует некоторые из благородных родов фейри.
— О, это беда не только благородных родов, Мередит, некоторые из младших фейри столь же непредсказуемы, им просто неподвластны жизнь и смерть, чтобы они смогли потакать своему безумию.
Теперь был мой черед всматриваться в ее лицо.
— Что заставило тебя сказать так?
— Например, фир дарриг[29], ты же помнишь, что один из них живет здесь в Лос-Анджелесе.
— Я встречала его.
Мэйв передернуло.
— Помню, как воевали против них. Как будто целая раса так же испорчена, как Андаис, Таранис и Кел вместе взятые. Вот почему мы отняли у них магию.
— Фир дарриг сказал, что сидхи отняли и их женщин, так что, несмотря на вечную жизнь, они уничтожены как раса.
Она кивнула, снова проведя ладонями по рукам.
— Мы не могли создать заклинание, чтобы убить их или искоренить их злобную сущность, но что могли, мы в них уничтожили.
— Фир дарриг сказал, что я могу вернуть ему его имя. Проклятье, наложенное сидхами, способен снять правитель, выбранный Богиней и фейри.
— Мне неизвестны детали проклятья, но любое проклятье можно снять, это сохраняет баланс. Ничто не вечно по-настоящему, все созданное можно разрушить, а разрушенное — восстановить.
— Что случилось с женщинами фир даррег? Дойл не рассказывал мне подробностей, после встречи с одним из них в Лос-Анджелесе.
— Мы не могли уничтожить их, Мередит, потому что они такая же часть фейри, как и сидхи, но смогли убить их за определенную цену.
— И какова цена? — поинтересовалась я.
— Нам пришлось принять их естество, поглотить его. Мы навсегда привязали фир даррег к сидхам, чтобы в случае реинкарнации они смогли бы стать одними из нас. Мы надеялись, что с благословением Богини и Ее Консорта сможем развеять их зло, но я порой задумываюсь, а не случилось ли все наоборот.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила я.
— Порой я думаю, не осквернили ли фир даррег сидхов своей тьмой.
— В то время Таранис и Андаис уже были королем и королевой, нельзя винить фир даррег в их порочности.
— Полагаю, что нет, но я помню тот день. Женщины не погибли, они растворились, и их энергия куда-то переместилась, Мередит. Что если она стала частью не земли или неба, или растений, или воды, а тех, кто наложил проклятье? Андаис участвовала в заклинании, твой отец нет.
— Хочешь сказать, что, прокляв фир даррег, Андаис могла… что? Стать такой как сейчас?
Мэйв пожала плечами.
— Возможно, а может она уже тогда была не в себе, а мы просто не замечали этого.
— Фейри выбрали ее королевой Неблагого двора, значит когда-то она была подходящим правителем, — сказала я.
— Она была превосходным военачальником, так что да, когда-то она подходила на эту роль.
— Ты с кем-нибудь еще обсуждала свою теорию?
— Нет, к тому времени, как я об этом задумалась, меня уже изгнали. У меня было полно времени, чтобы поразмыслить над давнишними событиями, когда я была одна.
— Я поделюсь твоей теорией с Дойлом, посмотрим, что он скажет.
— Помни, что он тоже участвовал в заклинании.
— В Дойле нет зла, — отрезала я.
— Я этого и не утверждала, но когда имеешь дело со злом, ты меняешься, даже если искореняешь его на поле битвы.
Я попыталась прочитать выражение ее лица и не смогла.
— Зачем ты рассказала мне об этом?
— Не знаю, возможно, просто уже очень давно хотела поделиться с кем-нибудь своими мыслями.
— Ты веками жила при высшем дворе фейри, Мэйв, а затем провела десятилетия в Голливуде, ты ничего не говоришь, если не знаешь, как оно отразиться на других, или как ты хочешь, чтобы оно отразилось. Так зачем же ты рассказала мне? Почему сделала это сейчас?
— Я не знаю, и это правдивый ответ, просто время показалось подходящим.
Я покачала головой.
— Хотелось бы мне в это верить.
— Я бы не хотела, чтобы ты начала сомневаться в Дойле.
Я на это рассмеялась.
— Я не сомневаюсь в Дойле, никакие слова не могут заставить меня это сделать.
Мэйв следила за выражением своего лица, но лишь на мгновенье я все же заметила ее недовольство. Почему она хочет разделить нас с Дойлом? Вслух же я сказала:
— У вас с Дойлом какие-то старые обиды?
— Почему ты спрашиваешь?
— На протяжении столетий он был левой рукой королевы, и их двор частенько находился в состоянии войны с твоим, так что просто ответь на вопрос. Ты затаила какую-то обиду на Дойла?
— Если бы я могла выбрать, за каким правителем следовать, я бы предпочла солнечный свет и жизнь, а не тьму и смерть.
— Дойл был тем, кого Фэйри выбрала моим королем.
— Твоим неблагим королем, — сказала она.
Я кивнула.
— А еще Фэйри сделала меня королевой слуа Шолто.
Мэйв не смогла скрыть своего отвращения.
— Они создания из кошмаров.
— Это так, но Богиня все же посчитала уместным сделать меня их королевой.
— Интересно, кого выбрала бы Фэйри, если бы речь шла о престоле Благого двора или новом троне фейри. Кто тогда стал бы твоим королем, Мередит?
— Поскольку мы отказались от предложенных нам Фэйри корон, и я не могу навестить королевство Шолто из страха перед Таранисом, не думаю, что это имеет значение. Полагаю, мы отказались от слишком многих престолов, чтобы Богиня предложила мне какой-то другой.
Прямо из воздуха посыпались первые розовые лепестки, оседая между нами. Мы наблюдали за тем, как медленно они опускались на пол.
— Вокруг тебя чудеса, Мередит.
— Богиня благословляет меня Своим присутствием.
— Думаю, Она счастлива снова видеть кого-то, достойного благословения.
Лепестки роз опадали снегопадом цвета леденцов. Я стояла в самом эпицентре, подняв руки и лицо навстречу парящим лепесткам. Я поблагодарила Богиню за Ее внимание и Ее благословение, и падение мягких лепестков ускорилось, обращаясь настоящей метелью.
Мэйв Рид, Золотая Богиня Голливуда, когда-то бывшая богиня Конхинн, пала на колени и заплакала.
Глава 26