— Знаете ли вы, какой у него титул среди сидхов?
— Он Повелитель Всего, Что Проходит Между, — сказал Купер.
— Именно, — подтвердила я.
— И что это значит, принцесса? — поинтересовался Беккет с нетерпением в голосе.
Я вздохнула и поежилась даже в позаимствованном пиджаке.
— Граница моря и суши — как раз место, проходящее между, а значит он может использовать его, чтобы прийти ко мне.
— Вы сказали, что он придет. То есть просто появится на пляже, как по волшебству? — уточнил Купер.
— Не как по волшебству, а с помощью магии.
— Вы имеете в виду буквально «у-у-у» магию? — спросил Беккет, сделав руками волну под свое «у-у-у».
— Именно, — сказала я с улыбкой. Мне нравился Беккет. Он заставлял меня вспоминать, как я скучала по компании кого-то, кто не был бы сидхом или фейри, или родственником, владеющим собственным двором. Это был мир балов и официальных приемов, и меня окружали те, кто веками крутился во всем этом, поэтому я начала терять ту часть себя, которая не имела ничего общего с сидхами и даже с брауни. Я забыла, как весело быть человеком, и как бы ненавистно мне ни было изгнание из Фэйри без возможности контактировать с другими сидхами, когда, растеряв фейрийскую суть, ты становишься похожим на живого мертвеца, я все равно вдруг обнаружила, что при дворе Неблагих утратила так же частичку своей человечности. Я выросла в доме, полном сидхов и других фейри, но посещала человеческую американскую школу, и соседями нашими тоже были люди. Я и не понимала до этого года, что, будучи выращенной вдали от Фэйри, я переняла культуру своего деда-человека, а присутствие посла и его людей в доме заставило меня осознать, что я снова была втянута в придворную жизнь. Это не было похоже на дворы Благих или Неблагих, но это было отлично от жизни людей. Приезжавшие к нам солдаты не помогали мне понять этого, потому что они приходили к нам как последователи в поисках ответов. Это не совсем обычная ситуация, чтобы я могла осознать, что рискую потерять кое-что важное. Мой прадед был хорошим человеком, судя по рассказам, что я слышала. Он был шотландским земледельцем, достаточно особенным, чтобы полюбить брауни — это тот вид фейри, которые не отличаются своей неотразимостью. Не хотелось бы мне снова забыть об этом своем происхождении. Я на самом деле начала задумываться о возвращении к работе в детективном агентстве Грея и Харта, только чтобы помнить, что я не только принцесса фейри. Я личность, я Мерри Джентри, или была таковой, пока королева не отправила Дойла в западные земли, чтобы найти меня и привести домой. Теперь у меня появились возлюбленные среди сидхов, и волшебная страна пришла к нам сама. Я обрела почти все, что заставляло меня скучать по дому, а еще тройняшек, и магия Богини вернулась к нам, но что удивительно, я все равно хочу помнить о том, что я отчасти человек, отчасти брауни.
— Вы вдруг стали очень серьезной, принцесса. О чем задумались?
Я взглянула на Беккета и улыбнулась.
— О том, что я отчасти человек, не только сидх. И мне стоит помнить об этом.
— Не понимаю, — сказал он.
— Хотите сказать, что мы напоминаем вам, каково это быть похожим на человека? — поинтересовался Купер.
— Нет, вы напоминаете мне, что я и есть человек.
Он одарил меня взглядом, выгнув темную бровь.
— Простите, принцесса, но вы не совсем человек.
— Мой прадед был им.
— А ваш дед Уар Свирепый, один из высокородных сидхов Благого двора, о нем упоминали в мифах и фольклоре несколько сотен лет назад.
— Моя прабабушка была брауни.
— А ваш отец Эссус, Принц Плоти и Пламени. Ему поклонялись как божеству, пока римляне не завоевали Британию.
— Не хотите ли вы сказать, агент Купер, что мои высокородные предки важнее не знатных родственников?
Он выглядел пораженным.
— Я так не сказал бы. То есть я не… Я не имел этого в виду.
— Она тебя подловила, Куп, — сказал Беккет.
— Я не хотел оскорбить вас, принцесса, но вы не можете назвать себя просто человеком с такой родословной.
— Я не называла себя простым человеком, но я хочу, чтобы мои дети понимали, что они, как и я, больше, чем просто сидхи. Благодаря мне, они отчасти брауни, благодаря Галену, они пикси, а благодаря Дойлу, они отчасти пука. Я хочу, чтобы они усвоили это: они не просто сидхи одного из двора. Хочу, чтобы они ценили свои корни.
— Вы, похоже, размышляли над этим, — отметил Купер.
Я кивнула.
— Пару дней, да.
— Так вы хотите, чтобы ваши дети выросли более человечными? — поинтересовался Беккет.
— Да, — ответила я и на кромке моря уловила мерцание. В одно мгновение это были лишь волны и песок, а в следующее на пляж ступил прямо из ниоткуда и направился к нам Шолто.
— Матерь божья! — воскликнул Беккет.
Купер дернулся к пистолету, но заставил себя расслабиться или хотя бы попытался.
Ветер развевал волосы Шолто, рассыпавшиеся вокруг него блондинистым ореолом, смешавшимся с черным его плаща, так что он шел ко мне в облаке шелковистых волос и темной ткани. Три золотых ободка его глаз уже начинали сиять подобно расплавленному золоту, цитрину и топазу. Это почти отвлекало от красоты его лица, широких плеч, настоящей физической мощи шагающего ко мне мужчины.
— Вы можете попытаться сойти за человека, принцесса, но вот он точно не человек, — сказал Беккет.
— О, агент Беккет, вы даже представить не можете, насколько он не человек.
А затем подошел Шолто, увлекая меня в свои объятия и целуя так, словно мы не виделись несколько месяцев, а не дней. Я повисла на нем, и он подхватил руками меня под попку, начав подниматься по лестнице, по-прежнему прильнув своими губами к моим. Он с такой легкостью поднимался, словно этот поцелуй мог длиться вечно, не важно, взбирается он по лестнице или горе.
— Не знаю, принцесса, — протянул позади нас Беккет, — по-моему, светящиеся глаза намекают.
Я отстранилась от поцелуя достаточно надолго, чтобы взглянуть на мужчин поверх плеча Шолто, позволив им увидеть, что и мои глаза засияли.
Они казались пораженными, но это не удержало Беккета от комментария:
— Люди не светятся, просто чтобы вы знали.
Я могла бы сказать ему что-нибудь колкое в ответ, но Шолто погладил меня по волосам и вновь поцеловал, и все остальное перестало иметь значение, кроме необходимости подарить свое внимание мужчине в моих объятиях.
Глава 35
Мы спешно проходили мимо сидхов. Одни выглядели изумленными, другие… на ум приходит только «голодными». Все они провожали нас взглядом, у Неблагих не принято отворачиваться в такие моменты. На самом деле, среди всех фейри считается оскорблением, если кто-то старается выглядеть привлекательным и сексуальным, а ты не обращаешь на это внимание, так вот нас никто не оскорбил.
Мы с Шолто едва успели добраться до спальни, прежде чем начать срывать друг с друга одежду. Согласно культуре фейри, мы могли бы раздеться перед стражами, и это было бы нормальным. Это у людей нагота — табу, Благой и Неблагой двор придерживается мнения фейри в целом: обнаженный — значит просто без одежды, это ни хорошо, ни плохо.
Я отбросила пиджак Купера в сторону, чтобы не помять его и не испачкать. Мысли я трезво, вернула бы его ему до того, как мы отправились в спальню, но я ни о чем думать не могла. Лишь руки, губы, тяжесть тела Шолто надо мной, вжимающего меня в кровать. Не время размышлять, время почувствовать его гладкую кожу кончиками своих пальцев, мускулы под моими ладонями. Шолто с нетерпением стянул мой топ через голову, открывая своему взгляду грудь в кружевном лифчике, что я выбрала для него.
— Твоя грудь и прежде была прекрасна, а теперь она поразительна, — произнес он тихим голосом, почти с придыханием, так люди говорят в музее перед произведением искусства.
— Надеюсь, она не останется такой большой, — сказала я, опустив взгляд на такое возвышающееся добро сливочного цвета, какое не думала, что когда-нибудь увижу на своем теле.
Он покачал головой, и его светлые волосы заскользили по темной ткани одежды.