Он повиновался моим порывам, проталкиваясь так глубоко, как только мог, и мне пришлось бороться со своим телом, заставлять свое горло расслабиться вокруг этой твердой плоти. Я подталкивала его руками, моя кожа и глаза снова начали светиться, и где-то на периферии мои волосы запылали рубиновыми нитями. На его коже с лунным свечением горела татуировка теми же красками, что я видела на его щупальцах, его человеческое тело переливалось бледной радугой из красного, фиолетового цветов и оттенков золотого, что отражались в его глазах, смотрящих на меня, пока он все быстрее вбивался в мой рот и горло.
У меня было время отдышаться перед самым погружением, быстрый глоток воздуха, а затем толчок, он проникал внутрь меня, я едва не давилась, а затем он проталкивался дальше, напрочь отрезая кислород. Он нашел более глубокий и медленный ритм, с которым у меня было больше времени, чтобы отдышаться перед его толчком, но еще это означало, что он был глубже и дольше в моем горле, так что мне приходилось бороться с паникой своего тела из-за нехватки воздуха, и даже это удовлетворяло нужду, поэтому я накрыла ладонями его крепкую задницу, удерживая его, пока он был так глубоко во мне, и я прижималась губами к нему, убеждая свое тело не сопротивляться и не паниковать, когда оно молило о вдохе, и все это время наши тела все ярче сияли, раскрашивая комнату тенью и светом.
Он вибрировал на моем языке, очень глубоко в моем горле, эти глубокие толчки, казалось, успокоили мою панику, и я хотела задержать его внутри как можно дольше. А затем между одним толчком и следующим меня накрыл оргазм от одного лишь ощущения его у меня во рту, эта толстая дрожащая плоть подводила меня к краю почти так же, как если бы она была между моих ног. Я вонзила ногти в его тело, мышцы вокруг него свело в спазме, и когда он вышел из меня достаточно, чтобы я смогла вдохнуть, я закричала в оргазме.
Он вскрикнул надо мной, а затем в последний раз толкнулся в мое горло. Я ощутила непроизвольное движение, пульсацию его тела, когда он пролился в моем горле так глубоко, что я не чувствовала вкуса, лишь тепло. Так глубоко, что мне не приходилось глотать, когда он наполнял мое горло, а я переживала собственный оргазм, вонзив ногти в его задницу, пока мое тело билось в конвульсиях, беспомощное и страстно желающее его.
Закончив, он вышел из меня достаточно, чтобы дать мне возможность жадно глотнуть воздух. Он рухнул на четвереньки, упершись руками по обе стороны от подушки, на которой я лежала. Голова склонена, волосы рассыпались вокруг сияющей шелковой завесой. Он выскользнул из моего рта, когда я опустила голову на подушку.
Шолто первым обрел дар речи, с трудом произнеся:
— О мой Бог и Богиня, это было потрясающе.
— Да, — согласилась я, — да, именно так.
Он повернул голову так, чтобы мы смотрели друг на друга, так он смотрел на меня почти сверху вниз, сказав:
— Я люблю тебя, Мередит.
Я улыбнулась ему, ответив единственное, что могла в этот момент:
— Я тоже люблю тебя, Шолто.
Рис с Галеном возразили бы, что я не люблю их так же, как Дойла и Холода, и это действительно так, но в такие моменты, как этот, я правда любила того мужчину, с которым была, может не всегда так, как он того желал или нуждался, но это было правдой: все равно по-настоящему, все равно любовь.
Шолто подвинулся, устраиваясь рядом со мной. Я свернулась у его груди, в изгибе его руки и плеча, и была абсолютно удовлетворена.
Глава 36
Мы спали, и я видела сон, но не была одинока в этом сне. Рядом со мной был Шолто, я сжимала его большую ладонь. Мы держались за руки, потому что розовая лоза на наших предплечьях снова была настоящей, снова живой, связывая нас друг с другом, она двигалась как что-то гораздо более живое, нежели обычная роза. Ее шипы врезались в наши руки, объединяя наши плоть, кровь и жизни. Голова Шолто вновь была увенчана венком из трав и белых, розовых и лавандовых цветов. Я чувствовала венок и на себе, зная, что это была омела с белыми розами. На мне было белое струящееся платье, а на Шолто белая туника с брюками, заправленными с серебристо-серые ботинки. «Почему я босиком?» — удивилась я и не успела сделать и шага, как почувствовала на своих ногах сандалии на плоской подошве. Видимо, нужно было просто попросить.
— Мередит, — тихо позвал Шолто, — где мы?
Мы стояли посреди плоской равнины с короткой, скудной травой и колючими, сухими сорняками. Земля, видневшаяся среди растений, была иссушенной и темно-коричневой; этой почве очень не хватало воды, но это не было неплодородными песком и камнями, что я видела прежде. Более того, подняв взгляд, я заметила недалеко небольшой домик. Он выглядел старым и потрепанным, но вполне «нормальным» или, лучше сказать, типичным для Среднего Запада Америки.
— За нами дорога с линиями электропередач, — сказал Шолто.
Я обернулась, обнаружив, что он прав. Эти земли казались высохшими и запустелыми, но все же были похожи на фермерские угодья Среднего Запада, и вдалеке и впрямь стояли домики на более облагороженных землях. А вокруг этого дома земля была пустой, сарай рядом с ним буквально рухнул на остатки сельскохозяйственной техники, проглядывающей сквозь лозу, которая и разрушала доски сарая, и вместе с тем скрепляла их вместе.
— Полагаю, мы где-то в Штатах, может, на Среднем Западе, но здесь земля засушливее, чем в Миссури или Иллинойсе, и растения другие.
— Я думал, ты являешься только в пустыне, где сражаются твои солдаты.
— Так и было, до сих пор, — ответила я. Солнце сияло над нашими головами. Мы были бы как на ладони, если бы по дороге проехала машина. Прежде меня могли видеть только солдаты и те, с кем они сражались, насколько мне было известно, но если кто-то сфотографирует нас здесь, то это фото окажется в интернете уже через секунду. Я отбросила мысль об этом и попыталась «почувствовать», кто позвал меня и зачем. Раньше всегда под угрозой были жизни людей. Но какая опасность может таиться здесь, и кто может быть под угрозой?
— Я думал, ты путешествуешь во сне по поручению Богини, — сказал Шолто.
— Так и было, до сих пор.
Я уставилась на дом с ветхим сараем. Мне казалось, что это и есть наша цель, но я не была уверена. То, что я появилась именно здесь, а не в какой-то далекой стране, меня смущало, да и Шолто рядом со мной тоже озадачивал.
— Я первый из твоих мужчин, кого Богиня отправила вместе с тобой? — спросил он.
— Да, — ответила я.
Он улыбнулся на это, сказав:
— Я польщен.
Аромат трав и роз стал насыщеннее, как будто мы прогуливались по саду среди рядов шиповника, а не стояли на неплодородном дворике с запахом жухлой травы с примесью горечи сорняков, высушенных на солнце. Здесь не было так же жарко, как в пустыне, в которой я бывала прежде, но все же гораздо жарче, чем в Лос-Анджелесе.
Я улыбнулась тому, что он был счастлив быть со мной, не зная даже, ни зачем мы здесь, ни где мы находимся. Я сжала его ладонь чуточку крепче, и розовая лоза затянулась туже, как будто тоже была рада за нас. Это должно было быть болезненным, но не было, как и тогда, когда Богиня обручила нас, чувствовалось лишь давление, хотя крови и было немного больше. Сухая земля жадно впитывала нашу капающую кровь, для почвы и растений это лишь влага.
— Почему мы здесь как пара?
— Я не знаю, — тихо ответила я, мы не шептались, но голоса звучали приглушенно, как бывает у людей в церкви порой, когда они знают, что Господь рядом.
— Твоя корона всегда материализуется во сне и видении?
— Нет, почти никогда.
— В доме кто-то из солдат?
— Думаю, да, — ответила я, но меня… отвлекал и смущал тот факт, что Шолто отправился вместе со мной. Я спала, касаясь при этом многих других мужчин, но они никогда не путешествовали вместе со мной. Почему же Шолто? Почему сейчас? Почему в наших «свадебных» нарядах? Я постаралась оставить эти вопросы, чтобы услышать послание Богини. Как только ты начинаешь слишком громко думать, ты перестаешь слышать Бога или Богиню.