Посуда на столе дребезжит от хохота.
— Не верите, да?! А я вот ща на стол залезу и танец майора исполню! Увидите! А ну, место дайте!
Сразу несколько рук сдвигают в сторону посуду, освобождая середину стола. Я беру и начинаю напяливать на себя портупею Патрончика.
— Эй-эй-эй! Разошлась! — протестует он и пытается отобрать у меня долгожданную добычу.
Его останавливает Дрозд:
— Патрончик, отдай! Не ссы! Пусть баба потешит нас!
Я надеваю портупею и залезаю на стол. Мне помогает сосед, попутно лапая меня за голую задницу.
— Руки! — одергиваю я его. — Ну-ка там, музыку, марш какой-нибудь! Сержант! — кричу я одному из бандитов. — Фуражку мне! Бего-о-ом! Отставить — нерезко!
Хохот превращается в истерическое гоготание.
— Светка, ну ты даешь! — восхищается Анжела.
Из-за двери выглядывает обескураженный сутенер. Кто-то включает музыку, и я начинаю танцевать, пытаясь изобразить нечто эротическое. Я кручу Светкиными бедрами, оттопыриваю Светкину попку, ее нежными пальчиками поглаживаю портупею, потом грудь, бедра, я облизываю язычком верхнюю губу, начинаю постанывать, элегантно снимаю фуражку и бросаю ее в Патрончика, а потом невзначай расстегиваю кобуру, выхватываю пистолет и…
— Всем сидеть и не двигаться! — громко приказываю я.
На долю секунды все застывают, изумленно глядя на меня. А затем Прыщавый Быкаччо резко дергает скатерть, и я падаю. И мне пришел бы конец, если бы таким проворным оказался только он. Но одновременно с ним Вася Дрозд переворачивает стол, и я скатываюсь в сторону. И до того, как ошарашенные бандиты успевают наброситься на меня, я вскакиваю на ноги и, не целясь, стреляю в их сторону. Оглушенные выстрелом, все застывают на месте, лишь Прыщавый Быкаччо отлетает к противоположной стене и сползает на пол, его голова безжизненно скатывается на грудь, на которой появляется и быстро растет красное пятно.
— Пацаны, она ж Прыща завалила, — произносит кто-то.
Анжела визжит так, что закладывает уши.
— Заткнись ты! — цыкают на нее.
— Эй, ты кончай дурить. Отдай пистолет, — чуть ли не умоляет меня Патрончик, перепуганный больше всех.
— Тебе, шкура, надо было в магазине не патроны, а заначки от жены хранить! — издеваюсь над ним я и приказываю остальным. — Не двигаться, а то перестреляю всех как цыплят. Я не проститутка, а отличник боевой и политической подготовки, тремя выстрелами тридцать очков набираю.
— Э, да она, кажись, впрямь из дурдома сбежала, — шепчет один из бандитов.
— Лапочка, отдай-ка мне пистолетик, — с этими словами Дрозд делает шаг в мою сторону.
— Стоять! — приказываю я. — Еще шаг, и я прострелю тебе ухо. Для начала. Смотри, Дрозд! У меня рука не дрогнет.
Последнюю фразу я произношу неуверенно, поскольку рука-то не моя. Нетвердость в моем голосе замечает Вася.
— Ну, тебе ж самой страшно, крошка. Отдай мне пистолетик, — он протягивает в мою сторону руку, и я стреляю.
— Сууука! — завывает Дрозд, схватившись за голову.
Между его пальцами хлещет кровь. Анжела истерически визжит. Прав был прапорщик Попыхайло, снайперская стрельба — это состояние души, а не меткость глаз и твердость рук!
— На пол! Всем лечь на пол! — командую я.
Больше желающих забрать у меня пистолет не находится; все повинуются моему приказу и укладываются на полу, в том числе и Дрозд, который при этом корчится от боли и матерится сквозь зубы.
— Эй ты! — я тереблю ногой забившуюся головой в угол Анжелу. — Быстро раздевайся! Мне нужны твои юбка и кофточка! К сожалению, ничего подходящего больше не вижу.
— Светка, ты что, спятила? — всхлипывает девушка.
— Быстро давай! Мне некогда! — повышаю голос я.
Один из бандитов, оказавшийся у меня за спиной, пытается приподняться с пола. Я поворачиваюсь и вижу, как из ничего в воздухе появляется фагот, бьет наотмашь несчастного парня в челюсть и опять тает в воздухе.
— Спасибо, — произношу я в пространство и тихо, но так, чтоб все слышали, добавляю, обращаясь к бандитам. — Вы что шевелитесь, чмошники?! Думаете, у меня патронов вагон, чтоб и дальше тратить их на ваши дурные уши?!
Я замечаю испуганную физиономию одного из парней, который видел, как из ничего появился фагот и огорчил его товарища. На моих глазах его джинсы намокают, и из-под него растекается лужа.
— Подгузник нужно носить в таком возрасте, — смеюсь я над ним.
Он краснеет и прячет лицо.
Я оборачиваюсь и вижу Анжелу. Она стоит в одних малюсеньких трусиках, остальную одежду держит в руках. Ее вид сводит меня с ума, я понимаю, что не воспользоваться такой красоткой глупо. Я отрываю от стены кусок обоев и оглядываюсь вокруг, размышляя, у кого из присутствующих может оказаться ручка. Все лежат неподвижно, только Вася Дрозд корчится, зажимая рукою ухо. Мой взгляд останавливается на милиционере. Я подхожу к Патрончику и пинаю его ногой.