— Твою мать! Во дурдом на гастролях! — выругался Рыжий.
— Ну, а сейчас начнется самое интересное! — торжественно объявил я и заметил, как при этих словах лицо милиционера сделалось совсем мрачным.
Мне даже стало жаль майора, и я решил немного приободрить его.
— Знаешь, Патрончик, — сказал я, — в цирке факир иногда приглашает зрителей на сцену и они принимают участие в его фокусах…
— И что? — покосился он на меня.
— Ну, ты в детстве-то наверняка мечтал, чтобы артист тебя выбрал…
— Ну и?! — с подозрением спросил майор.
— Ну, так поздравляю тебя! — воскликнул я. — Сегодня тебе достался билет как раз на такое место…
— Да чтоб тебя! — выругался он, а лицо его совсем почернело.
И я решил больше не тратить время на моральную поддержку.
— Рыжий, — скомандовал я, — проходи в комнату, поставь анимаутер поближе к розетке и, на всякий случай, подальше от этого сумасшедшего, которого мы к батарее приковали.
— Еще один прикованный, — пожал плечами Рыжий. — Во блин, Лубянка на гастролях!
— Ну, как дела? — спросил я у пьяного духа Искандурова, который при нашем появлении поднялся с пола и попытался, насколько это позволяли наручники и его личная степень навечного опьянения, распрямиться.
— А чтой-то вы задумали? — спросил он.
— Небольшое переселение душ, — ответил я.
— Не надо, я не хочу, — пролепетал он, при этом его лицо превратилось в маску ужаса.
— А чего это ты так испугался?! — съехидничал я.
— Я уже… уже… был там! Я знаю, что меня ждет!
— Ну, так вел бы себя прилично, чужих жен за попки не хватал бы, тогда и на том свете было б нестрашно…
— Не надо!!! Я не хочу!!! — истошным голосом заорал пьяный дух Искандурова и рванулся навстречу мне с такой силой, что сорвал батарею с крюков.
Как назло, я стоял слишком близко к нему, и все произошло так неожиданно, что я не успел отскочить в сторону. Пьяный дух Искандурова с нечеловеческой силой пихнул меня плечом, и, споткнувшись о собственное тело, валявшееся под ногами, я отлетел в сторону и упал на пол, получив двойной удар в голову — затылком о гардероб и автоматом в переносицу. Лицо мне тут же залило кровью, и на мгновенье перехватило дыхание от боли, пронзившей все тело. Еще бы — исполнить такой кульбит с ранее переломанными ребрами и ободранной по всему телу кожей! Из-за болевого шока я на мгновенье замешкался и этим не преминул воспользоваться Патрончик. Он выхватил у меня автомат и, когда я попытался подняться, пнул меня ногой. Послышался визг Светланы и восклицание Рыжего: «Твою мать! Во блин, Петровка на гастролях!»
— Отпустите меня, — пищал в углу прикованный к сорванной батарее пьяный дух Искандурова.
— А ну-ка успокойтесь все! — неожиданно громко рявкнул Патрончик. — Ситуация под контролем!
— Потише ты! Разбудишь меня! — зашипел я, растирая кровь по лицу.
— А ты, детка, лучше помалкивай! Потому что кое-что изменилось минуту назад! — прорычал майор и потряс передо мной автоматом.
От досады я готов был рвать Светкины волосы на голове. Надо ж было такому случиться в самый последний момент! Патрончик ликовал от счастья. Теперь хозяином положения был он.
— Ну, ты у меня попляшешь, — процедил майор сквозь зубы. — Убийства, незаконное лишение свободы, угон нескольких автомобилей, покушение на сотрудника милиции! Ты у меня загремишь на полную катушку!
— Ты же обещал отпустить меня… на электричке… в Голицыно… — всхлипнул я.
— Ага! — злорадно воскликнул Патрончик. — В столыпинском вагоне! И, пожалуй, не в Голицыно, а подальше куда-нибудь!
— Послушайте… — произнесла, обращаясь к милиционеру, Светлана.
Но что он должен был послушать, она сообщить не успела, потому что неожиданно зашевелилось мое неодушевленное тело.
— Тише вы, тише, умоляю вас, — в отчаянии прошептал я.
Но было поздно. Тело поднялось и, вытянув вперед руки, направилось в сторону открытой двери.
— Да где тут свет-то включается, в конце-то концов?! — раздраженно спросил Патрончик.
— Да вот же, — произнес Рыжий.
— Не смей! Итак, уже светло! — выкрикнул я, но одновременно с моим возгласом Рыжий щелкнул выключателем, и комнату залило тусклым электрическим светом от единственной лампочки, болтавшейся под потолком.
Мы все посмотрели на мое тело и на несколько секунд оцепенели от страха и отвращения, потому что по комнате навстречу нам двигался полный дебил, его глаза смотрели, но не видели, изо рта стекали слюни, и — самое ужасное — от него веяло чем-то таким потусторонним и неестественным, как будто он встал не с постели, а из гроба.