VII
Кровь стекала за спину Базилиона. Правые руку и ногу оторвало почти начисто, а левое плечо было разодрано и выбито из сустава. Воздушные фильтры его брони смялись или разбились полностью, задняя бронепластина перемешалась с плотью, верхний край кирасы погнулся и треснул, несмотря на почти незатронутые соединительные манжеты на шее и запястье. Сам нагрудник сохранил первозданный вид, за исключением пленки скалобетоновой пыли; нигде ни царапины, ни пятнышка.
Клеон снял шлем и встал почетным караулом над Базилионом и Утропием, а апотекарий склонился над трупом, ноги по обе стороны от пояса его боевого брата, и потянулся вниз. Он не думал об отсутствующей правой или перекрученной левой ногах Базилиона. Он не думал о звере.
Апотекарий делал то, чему был обучен: сконцентрировался на словах, которые декламировал, извлекая геносемя из груди Базилиона — наследие Железных Змеев, которое делало будущее возможным.
Он наложил последние бинты на рану в груди Базилиона, и совершил нужные жесты левой рукой, держа в правой редуктор.
Потом он ушел. Базилиона больше не существовало. Павший покинул свое тело в тот же миг, что было извлечено его геносемя. Теперь от него ничего не осталось, только шлем в месте последнего упокоения, и ещё перчатка, силовой меч и геносемя, которым суждено было вернуться домой.
VIII
Никто, кроме собравшихся вокруг нее культистов, не знал, что Трещина начала проникать за построенные вокруг нее стены. Те, кого не убила первая концентрированная нить не-света, были от нее в восторге, варп загадил их разум, обратил их к Хаосу. Они вскрыли тела мертвых еретиков, которые оказались неверующими, мошенниками, ветреными самозванцами, и жадно накинулись на необращенную, не сумевшую измениться, плоть.
Их голод был утолен, и, делая следующий шаг навстречу проклятию, они с новыми силами окунулись в слабые лучи не-света, с энергией и знанием дела. Женщина ступила за крутящийся горизонт кромешной черноты, и принялась монотонно выплевывать из себя череду жестких, гортанных, непостижимых звуков. К ней присоединился молодой человек, чей голос был ниже ее, что привело к диссонансу. Третий голос влился в хор, за ним четвертый, и так продолжалось, пока все паломники не присоединились к песнопению, каждый с чуть разнящейся тональностью и ритмом, отчего диссонанс ширился, расщеплял воздух, что было видно по разделяемому не-свету.
Белый свет расщепляется на цвета радуги, так же вел себя и не-свет. Штрихи плотного, бездонного серого цвета отделились друг от друга, задрожали и повисли в воздухе неровными полосами, вибрируя на разных частотах. Встречаясь, они словно отталкивали друг друга, как будто железная стружка под действием магнитного поля. Каждая частота, каждая лента коверкала проходящий через нее звук песнопения, усиливая диссонанс, создавая какофонию, от которой трещина в массивной стене из скалобетона росла и ширилась с угрожающей скоростью, пока кусок стены, восьми метров в высоту и пяти в ширину, не изрезали вдоль и поперек под всевозможными углами сплетенные лучи не-света.
Один из лучей начал срастаться в обжигающе яркий стержень не-света не толще иглы, который упал на ближайшего распевающего послушника, женщину, с которой начался нечестивый обряд. Из ее глотки полились нечеловеческие слова, глаза остекленели, а из носа и рта закапала черная кровь. Не-свет падал на ее лицо и запястья неровными линиями, когда она склонилась пред алтарем, которым была эта новорожденная Трещина. На коже начали появляться ожоги и волдыри, а потом она задымилась и покрылась следами прижигания, когда не-свет вырезал ей глаза из глазниц и отсек запястья. Другие последователи с молитвами наблюдали за тем, как все больше пучков срасталось и приближалось к ним, в блаженстве повышая голос.
На работу у пучков лучей не-света ушли часы, на расчленение, выхолащивание и потрошение послушников до состояния скелетов с голосовыми связками, распевающих нескончаемый гимн Хаосу.
Когда космодесантники отказались от его общества на своем пути к участку, губернатор с облегчением послал вместо себя капитана стражи улья.
Капитан в судорогах повалился на землю, когда они приблизились к Трещине, и увидели, что произошло с послушниками. Те воспевали неделями посреди собственной разлагающейся плоти, смрадные черепа поддерживали очищенные хребты, скрежещущие, гортанные звуки по-прежнему вытекали из их жалких глоток.
Изрешеченная пучками не-света, терзаемая тьмой, расщепленной на мириады оттенков серого, скалобетонная стена, казалось, пульсировала и изгибалась под нарастающим неумолимым крещендо голосов.
— Значит, не пустяки, — прокомментировал Утропий.
— Это никогда не бывают пустяки, брат мой, — ответил Базилион, поднимая свой силовой меч, чтобы прикончить поющие трупы одного за другим.
Когда не-свет попал на оружие, оно задрожало и загудело в руках космодесантника. Чернота как будто не отразилась от идеально отполированной поверхности меча, а впиталась в нее.
Отсечение позвоночников никак не повлияло на целостность трупов или их вокальные способности, и Базилиону пришлось крушить головы, ломая черепа и челюсти, но несломленные твари-мертвяки продолжали петь.
Утропий приставил к плечу свою лазпушку и выпустил короткую очередь в одно из тел, самое крупное в группе, в прошлой жизни бывшее мясником, выше двух метров ростом и весившим два центнера. Лаз-выстрелы потухли рядом с трупом с шипением и искрами, а те, что все же достигли стоящей в не-свете цели были ей поглощены и неким образом обогатили ее, сделали более зловещей.
Труп мясника покачал черепом и выпрямил позвоночник, будто распрямился во весь рост, вздохнул полной грудью и принялся издавать звуки своей мертвой глоткой еще громче и настойчивей.
— Только огнестрельное оружие, — отметил Утропий, снял с плеча лазпушку и потянулся за своим дополнительным оружием — болтганом.
Базилион неустанно бился с тварями, а не-свет все так же при встрече просачивался внутрь его клинка, отчего поверхность его становилась все темнее и тусклее, пока его владелец рубил и кромсал повисшие в воздухе кости.
Клеон бросил взгляд на пронзившие скалобетонную стену нити не-света и понял, что его мелтаган здесь бесполезен. Стену можно было пробить либо с осторожностью, либо с обратной стороны. Мелтаган был обузой, и ему тоже придется прибегнуть к набедренному оружию, и надеяться, что он сможет помочь своему брату Базилиону, на чью долю выпало контролировать обстановку.