– Нет! – упрямо закричала она и ринулась следом.
Девочка не рассчитала и врезалась в малыша что было сил. Он был намного легче и рухнул ничком, жестоко ударившись головой о мраморный пол. Рыдая, она опустилась рядом с ним на колени. Через минуту Чарльз Уоллес, словно придя в себя после потери сознания, покачал головой и сел.
Медленно его зрачки снова расширились до нормального состояния, и даже кровь прилила к побледневшим щекам.
– Мне это не нравится! – теперь голос человека в кресле был направлен только на Мэг, и в нем звучала холодная угроза. – Да будет вам известно, девушка, что если я рассержусь, то от этого не поздоровится вашему отцу! Советовал бы вам быть более покладистой, если вы вообще хотите его увидеть!
Мэг прибегла к тому приему, который обычно срабатывал, когда ей нужно было отвлечь своего классного наставника, мистера Дженкинса, от мыслей о наказании. Она потупилась и заговорила совершенно невпопад жалобным голосом:
– Я стану лучше соображать, если поем. Мы все умираем от голода! Уж если вы все равно собираетесь нас наказать, может, хотя бы покормите сначала?
И снова в ответ на ее слова голос в мозгу взорвался холодным смехом.
– Какая же ты нелепая! Ну что ж, тебе повезло, милочка: ты сумела меня рассмешить, а не то тебе несдобровать! Судя по всему, мальчишки гораздо более покладистые, чем ты. Ах, да! Значит, милая девушка, ты обещаешь не перечить мне, если я тебя накормлю?
– Да, – отвечала Мэг.
– Ну еще бы, кому хочется пухнуть от голода! – отвечал незнакомец. – Но как бы ни был неприятен для меня такой метод воздействия, ты же понимаешь, что сама вынудила меня прибегнуть к нему своей дерзостью!
– Да я и сама бы не прикоснулась к вашей протухшей жратве! – Мэг все еще полыхала от ярости – точно, как в кабинете у мистера Дженкинса. – Только отравиться мне не хватало!
– О, безусловно, наша пища, приготовленная из синтетических материалов, не может сравниться с той кашей из бобов, бекона и прочей дряни, которой вы привыкли набивать свои желудки! Но хотя она сама по себе не имеет вкуса, благодаря минимуму приправ вы получаете все ощущения, как от той же жареной индейки.
– Да что бы я сейчас ни съела, меня все равно вывернет! – заверила Мэг.
Чарльз Уоллес, все еще держась за руки Кельвина и Мэг, шагнул вперед и спросил:
– Ладно, что дальше? Вступление слишком затянулось. Не пора ли заняться делом?
– А мы именно этим и занимались, пока твоя сестра не устроила тебе сотрясение мозгов в самом буквальном смысле! Хочешь попробовать снова?
– Нет! – закричала Мэг. – Нет, Чарльз! Прошу тебя! Позволь, это сделаю я! Или Кельвин!
– Но это единственный в мире маленький мальчик, чья нервная система достаточно развита для таких опытов! Если ты попытаешься связаться со мной, твои нервные клетки взорвутся от перегрузки.
– А у Чарльза нет?
– Надеюсь.
– Но все равно не уверены?
– Я никогда ни в чем не уверен.
– Значит, не стоит и пытаться.
– Полагаю, ты должна уважать его право принимать решения самостоятельно.
Но Мэг с привычным упрямством, которое так часто приносило ей новые неприятности, продолжала докапываться до сути:
– Вы хотите сказать, что ни я, ни Кельвин не в состоянии постичь, кто вы такой?
– Вовсе нет! Я этого и не утверждал! Просто вы не постигнете этого таким образом, как я бы хотел – не то чтобы мне вообще этого хотелось. Ага, вот и вы! – откуда-то из тени четверо мужчин в черных смокингах вынесли на свет стол. Он был застелен белой скатертью, как обычно накрывают сервировочные столы для обслуживания номеров в отелях. Из металлической посудины на этом столе поднимался ароматный пар: пахло и правда жареной индейкой.
Мэг снова поразило ощущение какой-то фальши при виде смены обстановки. Да, на этом Камазоце дела явно шли не лучшим образом.
И снова голос в ее мозгу взорвался холодным смехом.
– Конечно, это не настоящий запах! Но разве хуже настоящего?
– А я вообще его не чувствую, – сказал Чарльз Уоллес.
– Знаю, молодой человек, и теперь ты представляешь, чего лишился. Вся наша еда покажется тебе не вкуснее песка. Но я бы предложил тебе пересилить себя. Будет мало проку, если твои решения будет диктовать чувство голода.
Тем временем стол оказался прямо перед детьми, и служители в черном наполнили их тарелки политой соусом индейкой с гарниром из картофельного пюре с молодым горошком и кубиками янтарного масла, на глазах расплывающегося от тепла. Соус поражал своим сложным букетом: здесь чувствовался вкус оливок и чеснока, и розмарина, и…
Мэг ничего не могла с собой поделать: рот наполнился слюной, а в животе громко забурчало.
– Господи… – вырвалось у Кельвина.
Напоследок поставив перед столом стулья, четверка служителей снова скрылась в тени.
Чарльз Уоллес с силой вырвал руки у Мэг и Кельвина и плюхнулся на ближний стул.
– Налетай! – предложил он. – Уж если оно отравлено, тут ничего не поделаешь. Но я не думаю, что там есть яд.
Кельвин присоединился к нему. Мэг все еще стояла, не зная, на что решиться.
Кельвин откусил первый кусок. Старательно разжевал. Проглотил. И посмотрел на Мэг:
– Если даже она синтетическая, ничего более похожего на настоящее я никогда не пробовал.
Чарльз Уоллес тоже сунул кусок индейки в рот, но скривился от отвращения и выплюнул.
– Это нечестно! – закричал он на человека в кресле.
– Не сдавайся, малыш! – и снова зазвучал холодный и неприятный смех. – Кушай!
Мэг с расстроенным вздохом все-таки присела к столу.
– Я все еще считаю, что нам не следует пробовать эту дрянь, но раз уж вы так решили, я с вами, – и она попробовала то, что лежало у нее на тарелке. – Здесь все в порядке. Попробуй мое, Чарльз, – и она протянула брату кусок индейки на вилке.
Чарльз Уоллес попробовал, и снова его перекосило, но на этот раз он умудрился все же проглотить еду.
– Это тоже как песок, – пожаловался он и спросил у человека в кресле: – Почему так?
– Ты сам превосходно знаешь, почему. Ты наглухо закрыл для меня свой разум. А остальные двое так не могут. И я могу пробраться к ним сквозь маленькую щелочку. Не полностью, конечно, но достаточно для того, чтобы накормить жареной индейкой. Теперь ты и сам видишь, что я не более чем добрый старый весельчак.
– Ха! – только и ответил Чарльз Уоллес.
Человек поднял уголки губ, изображая улыбку, и ничего более жуткого Мэг не видела за всю свою жизнь.
– Почему ты не доверяешь мне, Чарльз? Почему ты не доверишься хотя бы настолько, чтобы войти и понять, что я такое? Я – полный покой и мир для всех. Я – освобождение от любой ответственности и вины. Придя ко мне, ты примешь последнее трудное решение в своей жизни!
– А я смогу выйти, если все же войду? – подозрительно спросил Чарльз Уоллес.
– Безусловно, если сам захочешь. Но я не думаю, что тебе этого захочется.
– Если я войду – не для того, чтобы остаться, а только чтобы узнать, что вы такое, вы скажете нам, где наш папа?
– Да. Даю тебе слово. А я никогда не бросаю слов на ветер.
– А можно мне посовещаться с Мэг и Кельвином втроем, чтобы вы нас не слышали?
– Нет.
– Ну как знаете, – Чарльз Уоллес пожал плечами и обратился к Мэг и Кельвину. – Поймите, мне обязательно нужно узнать, что он из себя представляет на самом деле! И вы сами это знаете. Я постараюсь вернуться. Я буду держать часть мозга закрытой от него. Но на этот раз ты не должна меня останавливать, Мэг.
– Чарльз Уоллес, у тебя ничего не получится! Он намного сильнее тебя! И ты тоже это знаешь!
– Я все равно должен попытаться.
– Но ведь миссис Что-такое предупреждала!
– Я должен. Ради папы, Мэг! Пожалуйста! Я хочу… я хочу узнать моего папу… – тут он едва не расплакался, но пересилил себя. – Но дело не только в папе, Мэг! И теперь ты тоже это знаешь! Ты видела Темное Нечто. И мы должны сделать то, ради чего нас доставила сюда миссис Которая!
– Кельвин… – взмолилась Мэг.
– Он прав, Мэг, – Кельвин грустно покачал головой. – И мы все время будем с ним, что бы ни случилось.