— Самед, — тихо промолвил Виталий, приблизившись к рыбаку. — В июне сорок первого, когда мы с матерью расстались с отцом, я был крохотным младенцем…
— Понимаю…
— И все-таки… Сходство моей фотографии с Готлибом Синичкиным, да еще это колечко… Чудится мне какая-то связь между ними.
— Вот, вот…
— Завтра я выезжаю к бабушке, которая вырастила меня. Поэтому хочу попросить у вас на время этот портсигар и колечко…
— Я же, Виталий Сергеевич, затем и приехал, чтобы совсем отдать их вам.
— Благодарю, Самед. Попробую показать их бабушке. Она, конечно, должна помнить, было ли у отца такое кольцо.
Расстались Синичкин и Самед Эксузьян как давние добрые друзья. Рыбак заверил, что как только биофилолог вернется из поездки на родину, он зайдет к нему еще раз. А Виталий пообещал ему показать своих дельфинов.
Попрощавшись с рыбаком, Синичкин вновь позвонил в кассу аэропорта и, попросив у дежурной извинения, что вынужден беспокоить ее сегодня вторично, справился насчет билета на ближайший самолет. Голос девушки звучал в трубке по-прежнему приветливо: да, да, один билет на вечерний московский рейс еще имеется, если биофилолог к десяти часам прибудет на аэродром, место в лайнере для него будет сохранено. Виталий, поблагодарив девушку, вышел из комнаты, заглянул в лабораторию, потом, спустившись к морю, поприветствовал своих дельфинов и сообщил им, что на неделю уезжает в чувашское село на берегу Суры.
Морские друзья сразу уловили, что в его настроении произошли какие-то перемены. Старший из дельфинов — сотрудники единодушно прозвали его Гермесом — приготовился было задать биофилологу вопрос, но ученый, отключив переговорное устройство, принялся уточнять недельную программу своих питомцев. Гермес перевернулся на спину и стал следить за каждым движением Синичкина; ушел он в воду лишь тогда, когда биофилолог направился в небольшой белокаменный особняк, расположенный почти у самого моря.
…На исходе ночи Синичкин был уже в столице. Решив, что кое с кем из московских друзей он повидается на обратном пути, Виталий, перебравшись на другой аэродром, первым же рейсом вылетел в Чебоксары. В полдень, сидя в автобусе, следовавшем в сторону Ядрина, он уже любовался картинами родных, любимых с детства пейзажей. Не доезжая до Сурского моста, шофер по его просьбе остановил в лесу автобус, и Виталий, попрощавшись с попутчиками, перекинул через плечо светло-серый пиджак, взял в руку свой небольшой дорожный чемодан и, свернув от шоссе влево, легко зашагал по тропинке через березняк.
Так и не сумев успокоиться после встречи с Эксузьяном, очутившись в родных просторах, он разволновался еще сильнее. Со всех сторон раздавались знакомые птичьи трели, из-за березняка доносился ласковый протяжный голос кукушки, на желтых цветках вдоль тропы жужжали пчелы. Идя по лесу, Синичкин как бы заново переживал свое босоногое детство: как он вместе с другими деревенскими мальчишками собирал здесь землянику, как в жаркие дни, спустившись с крутой горы, нырял в прозрачную чистую воду Суры, как пугали они девочек, когда те приходили сюда пасти коров, желтоголовыми ужами… Разве мечтал он, когда учился в здешней начальной школе, стать биофилологом? И слова такого тогда он еще не слыхал, о дельфинах даже не задумывался, ему хотелось стать шофером или комбайнером. А теперь вот приезжает в родное селение с берегов Черного моря, прервав на время интереснейшую работу в лаборатории-пансионате. Разве не удивительна жизнь человека? Каких только сюрпризов не бывает в ней! Взять хотя бы эту удивительную, необычную находку — портсигар и кольцо.
Виталий пересек поляну и, остановившись в тени старого разлапистого дуба, поставил на землю чемодан, пиджак бросил на куст орешника и — в который уже раз! — извлек из подаренного Эксузьяном портсигара кольцо в пленочной обертке. Заметив на одном из нависших над головой дубовых листьев зеленоватый круглый нарост, он сорвал его и, надавив пальцами, капнул темную жидкость на кольцо. От сока дубового ореха золото и вделанный в него драгоценный камень заискрились и заиграли ярче. Но тут же, будто увидев в их отражении лицо своей старой бабушки, Виталий заспешил в путь. Каково-то теперь ее состояние, не ухудшилось ли оно после полученного им в Одессе письма? Еще третьего дня отправил он в деревню телеграмму, там и ждать его, пожалуй, уже устали. Ускорив шаг, Синичкин вышел на лесную опушку и увидел впереди за оврагом родную деревню. А вон сквозь ветви деревьев виднеется и крыша бабушкиного дома. Виталий направился туда не по улице, а напрямик, по картофельному полю, и вышел к огородам. Он перелез через невысокую изгородь и увидел тетю Лизук, которая косила траву под яблонями.