— О-хо-хо, чего только в жизни не бывает. И надеяться давно ведь перестали услыхать хоть что-нибудь о нем, и вдруг — его кольцо. Авось, коль посчастливится, и о Верочке получим весточку?
— Были бы хоть следы какие, а то… — вздохнула тетя.
— Семь месяцев качала я ее, кровинушку, встретиться бы, если жива, поговорить всласть, а там и умереть не тяжко.
— Может, и увидимся. Только ты вот береги себя, — промолвил тихо Виталий, поглаживая бабушкину сморщенную руку. — И об отце узнаем побольше, да и сестру постараемся разыскать.
— Сердце, говорят, вещун. Жива она, внучек, жива. Ах, как хочется верить…
«Из-за войны все планы мои полетели вверх тормашками. Ты же знаешь, не могу я смотреть равнодушно на дельфинов. Но теперь, конечно, не до них. Страшное чудовище обрушилось на нас. Уверен, враг за все жестоко поплатится. И как только кончится война, я начну изучать жизнь дельфинов. Если понадобится, оставлю службу во флоте, закончу институт и сделаю все, чтобы разгадать тайну этих удивительных морских животных».
Эти строки из сохраненного бабушкой отцовского письма, единственного, которое пришло от него в Вагаш со дня начала войны, Виталий прочел, будучи шестиклассником. Записи о дельфинах обнаружил он тогда и в дневнике отца. И мечту моряка-командира удалось осуществить его сыну. Поступив в университет, он своей страстной привязанностью к литературе о загадочных обитателях моря сразу же привлек внимание автора книги «Тайна дельфинов» — доктора биологических наук Кайненберга. Позже Виталием заинтересовался и пригласил его на работу директор Института морфологии дельфинов Сарпович, который тогда только что закончил перевод книги американского ученого Джона Хилла «Человек и дельфин». Синичкин старался не пропускать ни одной статьи о дельфинах, которые часто печатались в научных журналах и в нашей стране, и за рубежом. Несколько раз он выезжал, возглавляя научные экспедиции, на Северный ледовитый океан и Дальний Восток. Потом, по предложению Института мозга, отправился с группой сотрудников на Черное море. В тот период среди ученых высказывалось немало догадок и предположений о сходстве мозгового устройства дельфина и человека. Наблюдения за загадочным поведением самих животных подогревали эти страсти. Почему, например, самка дельфина легко различает своих детенышей в любом их возрасте даже через много лет, хотя ежегодно у нее появляются новые. И плавают они в море группами, всем семейством. Ученые решили, что связывают их, вероятно, родственные чувства. Притом, во главе каждой группы стоит родоначальница семейства, самая пожилая самка-дельфин.
Дельфины, как уверяли многие ученые, способны осваивать и человеческий язык. Но Виталий Синичкин полагал, что произойдет это не скоро, лишь после того, когда наука решит ряд трудных проблем. И Синичкин выбрал для исследования тему общения необычных морских существ — особенности и систему «разговора» дельфинов между собой. Иные коллеги Синичкина скептически относились к выбору только что начавшего подавать голос ученого-биофилолога, полагая, что задачу он взял себе явно не по силам. Но Виталий чувствовал, что он на верном пути. Первые неудачи не расстраивали его, а наоборот, побуждали работать еще упорней и старательней. И в ассистенты себе он подобрал таких же настырных молодых специалистов, беззаветно преданных биофилологии и твердо убежденных в том, что человек должен найти средство общения с дельфинами.
Направление научных поисков определилось у Синичкина со случайного и будничного события. Однажды на отгороженной от моря металлической сеткой водной площадке бассейна что-то случилось с одним из его обитателей — годовалым дельфиненком. Без каких-либо заметных причин ему вдруг стало трудно дышать. Легкие у дельфина не соединены, как у человека, со ртом, а связаны с дыхалом, то есть со щелью на темени животного. Синичкин с тревогой наблюдал, как судорожно сжимается и разжимается дыхало детеныша. Дыхательная щель у дельфина не защищена ничем, она всегда открыта, но вода не попадает туда, животное выталкивает ее отработанным воздухом. Но если дыхание нарушено, то водой может залить и дыхало, и легкие, тогда дельфин задыхается.
— Что же нам делать, как помочь ему? — с надеждой посмотрела на Синичкина лаборантка Рена Хорькова.
Виталий провел ладонью по темной спине детеныша, погладил его по белоснежному животу. Кстати, у черноморских дельфинов такого же белого цвета и бока, потому ученые прозвали их «белобочками». Кожа у дельфина была гладкой и прохладной. Из полураскрытого рта выглядывало множество небольших зубов. Заметив наклонившегося над ним ученого, дельфиненок прикрыл глаза и, словно прося помощи, протяжно и глубоко вздохнул. Синичкин, не выдержав страданий животного, резко поднялся и, повернувшись к лаборантке, сказал: