— Вы лежите, Акулина Мусимовна, лежите, — придержала ее Лида. — Вы нисколько не волнуйтесь и ни за что не переживайте, дома у Вас всё в порядке. Мы и потом будем приходить к Вам помогать. Мы решили взять над Вами шефство! Согласны?
Акулина Мусимовна, услышав это, снова потянулась было к полотенцу, но тут же повернулась к Никону.
— Так о каком сундучке и звонке ты говоришь, сынок?
— Разве Вы ничего о них не знаете?
— Несколько лет назад поднималась я на чердак, но никакого сундучка не видела там. И о звонке первый раз слышу.
Никон и Лида начали наперебой рассказывать о детекторном радиоприемнике, о секрете звонка, о книгах. Акулина Мусимовна слушала их и только вздыхала.
— Ай, надо же! Десять лет живу в этом доме, и не снилось, что над головой были такие чудеса!
— А Василий Мусимович Вам ни разу о них не говорил?
Больная отрицательно покачала головой.
— По-моему, он тоже ничегошеньки не знал об этом сундучке. Он же хромой был. Не примечала я, чтобы хоть раз поднимался на чердак. Услышь он какой-либо там звонок — рассказал бы мне непременно.
— А знаете еще что, — заторопился Никон, чувствуя, что нить к разгадке тайны опять обрывается. — Мы на всех книгах видели подпись «А. Мусимов». Фамилия-то Ваша… И еще — ой, чуть не забыл совсем! — на дне сундучка я нашёл матросскую бескозырку!
— Настоящую матросскую бескозырку, Акулина Мусимовна! — кинулась ему на помощь и Лида. — Я тоже примеряла. И ленточки есть! А на ободке написано «Аврора».
— Какая ещё «Аврора»?
— Да Вы знаете про этот крейсер! Ну, этот самый, который подал сигнал к штурму Зимнего дворца, когда свергали Временное правительство Керенского! Значит, хозяин этой бескозырки служил на «Авроре»…
— Нет, Никон, из нашей родни никто не был на «Авроре». А ту фуражку, в которой Вася вернулся с войны, я храню на память в комоде, в избе. И обернула я ее не бумагой, а белым платком, что сама соткала…
Никон вспомнил, что на некоторых книгах из сундучка было написано «Книга студента пединститута А. Мусимова. 1940 год».
— Акулина Мусимовна, а Василий Мусимович в 1940 году не учился в педагогическом институте, а?
— Нет, Вася никогда не учился в институте. Он и до войны и после войны — все время на Волге работал, механиком на пароходе.
В это время Лида вспомнила, что давеча старушка сказала, будто она всего десять лет живет в этом доме. И в голове ее мелькнула догадка.
— Акулина Мусимовна! — Лида вся подалась к больной. — Вы сказали, что живете в этом доме всего десять лет. А до этого где жили?
— До этого я жила в деревне, в школе работала, бухгалтером. Потом Вася купил дом в посёлке и вызвал меня к себе.
— Значит, дом номер шестьдесят восемь был тогда не ваш?! — наконец-то сообразил Никон. Акулина Мусимовна, видимо, тоже вспомнила о чем-то и радостно поглядела на ребят.
— Постойте-ка, детки, постойте! — Она суетливо заправила выбившуюся из-под платка седую прядь волос. — Ай, и как я до сих пор не вспомнила? Так ведь я даже сама видела разок хозяина дома. Это было, как только я из деревни переехала. Хозяин был высокий, крепкий еще старик. Сказал, что приехал в город по делу, и захотелось переночевать в своем доме. Вспомнила, детки, вспомнила: Мусим Мусимыч звали его, вот как! Может, потому и запомнила я, что отчество-то как мое у него было…
Никон с Лидой одновременно вскочили на ноги.
— А фамилию не помните, Акулина Мусимовна?
— Нет, не помню. Вася его очень уж уважительно звал: всё «Мусим Мусимыч» да «Мусим Мусимыч». Еще вот что помню. Он говорил, что делал дом своими руками и потому он крепок, как океянский пароход. Я, говорил, сам старый матрос и рад, что оставил дом матросу. Так всё было, помню как сейчас… А и не обманул он, дом-то, право слово, крепок: ни тепло не выпускает, ни сырости, ни плесени никакой.
— Больше ничего не помните?
— Больше я его ни разу не видела… А про вещи на чердаке не поминал он. Не знаю уж, что про них и думать-то.
— А он не сказал, куда переехал жить?
— Не поминал. Я ведь тогда только что из деревни приехала, всё внове для меня было. И разговаривать-то не смела.
Надеясь, что Акулина Мусимовна вспомнит еще что-нибудь, Никон с Лидой готовы были просидеть в палате до самого обеда, но вошла медсестра и сказала, что время для свиданий с больными кончилось.
— Поскорее выздоравливайте, Акулина Мусимовна. А мы… еще побегаем насчет письма, — сказал Никон на прощанье. И добавил, что завтра к ней придет его мама.